– Он просил передать тебе, что из тебя будет славныйбоец. Ведь ты тяжело ранил его. Правда, я не знаю, кто из вас постаралсябольше, ты или медведь. Воины хотели казнить его за тебя, но я им не позволил,и Кари помог его отстоять. А сам он говорит, что умрёт всё равно, и не будетособенной разницы, если его и казнят.

Я закрыл глаза и лежал так некоторое время. Потом спросил:

– Где он сейчас?

– В козьем хлеву, – сказал Хёгни. – Я велелустроить его там, потому что там чисто и тепло.

И дверь крепкая, добавил я про себя. Я сказал:

– Я пойду туда к нему.

Хёгни покачал головой.

– Незачем тебе туда ходить. Ты весь в повязках, а яхочу, чтобы Сольвейг увидела тебя живым.

Я пошевелился и понял, что спина моя будет разукрашена нехуже, чем у Торгрима. Я сказал:

– Ты не пускаешь меня потому, что там у него сидит нашаАсгерд. Ведь так?

Хёгни отвёл глаза и промолчал. Я спросил его:

– О чём они разговаривают?

Хёгни ответил:

– Торгрим каждый день складывает для неё новую песнь.Это очень хорошие песни…

Тогда я здоровой рукой обнял его за шею, и мой воспитательпотом утверждал, будто на моём лице ему причудилась какая-то сырость. Но ябольше склонен думать, что ему показалось. Я сказал:

– Помоги мне встать, отец.

…Как же далеко от жилого дома выстроили козий хлев в этомДворе Бедняка! До него было целых пятьдесят семь шагов, я сосчитал. Я прошёлвсе их, один за другим. Когда Хёгни довёл меня до двери, я увидел тамХольмганг-Кари. Наш Поединщик сидел на земле возле двери, а рядом стояло егокопьё и лежал привязанный Серый. Кари поднялся передо мной.

– Не казни Торгрима, конунг, – сказал он тихо.

– Я ещё не конунг, – сказал я ему и схватился задверь, чтобы не упасть. – Я сын конунга…

Я снял руку с шеи Хёгни, потому что мне следовало войти тудаодному.

Торгрим лежал на широкой лавке возле стены… И, наверное,было ему хорошо. По крайней мере, что бы он там ни говорил, а на умирающего онбыл похож не больше, чем я. И Асгерд действительно сидела подле него. И при видеменя вздрогнула и наклонилась вперёд, словно думая его защищать.

Я сказал:

– Выйди, Асгерд.

Она как не услышала. Торгрим повернул голову и поднял на неёглаза:

– Выйди, Асгерд…

Она встала, поправила на нём одеяло и исчезла за дверью. МояАсгерд даже не взглянула мне в лицо и обошла, как обходят лужу. Струившиесяволосы и те не коснулись моего плеча… Я повернулся к Торгриму. Он смотрел наменя спокойно и весело. Он спас мне жизнь и на руках принёс меня в Котаруд. Онубил своего медведя и снова мог складывать песни… Чего ещё?

Тут я почувствовал, что ноги подо мной подгибались от боли ислабости, и испугался, как бы не упасть. Но всё-таки я не упал и прошёл тепоследние два шага, что нас ещё разделяли. Я сел рядом с ним и долго молчал,прежде чем заговорить.