— Поняли. Спасибо! Пошли, рыбу заберешь.

— Да, вот еще что, — остановился в дверях Алексей. — Вертятся тут какие-то подозрительные парни. До сегодняшнего дня я их не видел, а то бы точно натравил на них утрешних гостей. Не нравятся мне эти ребята. Возможно, их тоже интересует произошедшее в Жердяевке.

— Какие они из себя? — уже догадываясь, спросил я.

— По виду братки, у одного не лицо, а сплошной нос. Если твои знакомые, сильно не маячь.

Новости были не из приятных, но этого следовало ожидать. Исчезло столько людей, сундук. Он, пожалуй, в первую очередь всех и интересует.

Николай вернулся быстро:

— Алексей наш человек, десантура. Тоже в Чечне был. Я ему о тебе рассказывал. Что будем делать?

— Поторопился я автоматы выкинуть. Надо мне уезжать, а то из-за меня вы можете пострадать.

— Просто не высовывайся из дома и все. Не вечно же они будут в селе околачиваться. А вот как Егоровой сказать, чтоб она чавку не открывала?

Мы вернулись в дом и на встревоженные вопросы ответили, что участкового интересуют подробности драки между мной и обидчиками Егоровых.

— А как он узнал? — удивилась Нюра. — Мы дяде тогда сказали, что я упала, сильно ударилась и у меня болит голова. Почему и не стали собирать смородину.

— Твоя мамаша растрезвонила, — влез Николай. — Если она и дальше будет об этом трубить, то у вас и у Андрея могут быть большие неприятности.

— Какие? — тут же заинтересовалась Лиза. — Что вы скрываете?

— Ничего. Просто у Андрея тяжелые кулаки, покалечил немного насильников. Вот они и обратились в милицию с просьбой найти того, кто их отмудохал.

— А Андрюше зуб выбили. Да он весь в синяках был, до сих пор не прошло…

Я долго успокаивал маму с Лизой, встревожена была и Нюра. И, когда уходила, заверила:

— Мама больше никому про это не скажет.

И хотя провожать Нюру на крыльцо вышли все, я все же успел ей шепнуть, чтоб ждала меня возле своего дома, на задах.

И как стемнело, был у назначенного места, только перелез через изгородь — Нюра тут же обняла меня и, осыпая поцелуями, зашептала:

— Родненький ты мой! Любовь моя! Миленький!

Еще никто не говорил мне таких слов, может, хотели, но стеснялись, а Нюра отдавалась короткому счастью всей душой, и я, признаться, еще никому не говорил таких слов, никому не объяснялся в любви…

Мы подходили уже к нашему дому, как Нюра предложила:

— Может, погуляем? Ты не против?

— Конечно.

Мы вышли на дорогу, что вела к озеру, дорогу у нас зовут Портовской, и только старики помнят, как в войну на озере садились гидросамолеты.

— Маленькую меня часто обижали, да я и сама была плаксой. И казалось мне, так всегда и будет продолжаться, всегда меня будут обижать, всегда я буду маленькой и некрасивой. Но однажды прочитала «Алые паруса» Грина и успокоилась. Я почему-то уверила себя, обязательно, пусть не на паруснике, но появится принц. А сколько раз в мечтах я гуляла по нашему лесу с любимым человеком. Я даже не пыталась представить, какой он — любимый и все. Годы шли, и я все меньше и меньше верила в появление принца, а последнее время вообще перестала об этом думать. И уже смирилась с участью старой девы. И тут появляешься ты. Мой принц! — Нюра поцеловала меня в щеку. — Мой родненький! Радость моя! И почему мы раньше не встретились? Я в городе несколько раз была. Вот после того, как ты спас нас в Жердяевке, ты думал обо мне?

— Конечно.

— А что?

— Что ты красивая женщина и кому-то очень повезло.

Из-за туч выглянула луна, словно подглядывала за нами, а затем выкатилась полностью и осветила дорогу. И наши тени пошли впереди нас, то соприкасаясь, сливаясь в одну, то шагая рука в руку. Нюра рассказывала о своем детстве, девичестве, о своих радостях и заботах, а я вспомнил слова Кости. С женщинами, утверждал он, можно говорить о чем угодно — о сексе, книгах, тряпках, фильмах, но никогда об их жизни. Потом будет очень тяжело расставаться и тебе, и ей. Рассказывая, она доверяется тебе, привязывает этим к себе и привязывается сама…

…Немного не дойдя до озера, мы свернули на широкую тропу, ведущую в село, у нас ее зовут «Дорога, на которой лошадь закопана». Какая лошадь и почему закопана, никто уже не знает.

— А женщина, с которой ты живешь, красивая?

— Красивая. Только я живу один.

— Почему?

— Долго рассказывать.

— Но мы ведь не торопимся. Правда?

Второе Костино правило гласило — никогда не говори о себе. Как зовут, где работаешь — все. Не привязывай ее к себе, не давай надежду.

Но здесь было другое, я не мог отмолчаться и начал с первой встречи с Ольгой, без подробностей, конечно…

Тропа привела нас прямо к Нюриному дому. И тут же луна скрылась за тучами.

— Мама, наверное, всю ночь не спала. Сейчас будет пытать, с кем была. Скажу, приезжал знакомый из райцентра. Я так благодарна тебе. Я понимаю, счастье мое короткое, ворованное, но я счастлива, — Нюра поцеловала меня и пошла к дому.

А я не нашелся, что сказать ей в ответ.

Почему в жизни никогда не бывает так, чтоб всем было хорошо? Постоянно страдает кто-то третий. И не только он. Разве я смогу теперь быть полностью счастлив с Ольгой? Конечно, нет. Половина моего сердца будет с Нюрой. То же самое, если я останусь здесь. И выхода из этой ситуации я не видел. Да его и не было…

Не заметил, как подошел к дому… и замер — кухонное окно светилось. Возможно, у мамы разболелась голова и она принимала лекарство или кто-то захотел попить — так бы я и подумал день назад. Но после того, что сообщил участковый, расслабляться не следовало, и я решил подстраховаться. И, осторожно ступая, стал подкрадываться к окну. Сидевшего на крыльце я бы не заметил, но его выдал огонек сигареты. Николай не курил, бросил шесть лет назад, когда забеременела Лиза. Но как кукаревские братки (что это они, я не сомневался) вычислили меня? Кому-то раньше проговорился Сергеев или вышли на Ольгу? Думать об этом не было времени, надо было выручать родных и первым делом разобраться с часовым. Но подойти незамеченным в ночной тишине — бесполезное дело…

Пока я думал, с какой стороны удобнее подкрасться к крыльцу, совсем рядом затарахтело. Трактор! Пожалуй, он разбудил всю улицу (позже я узнал, Генка Смирнов пьянствовал у нашего соседа, уснул и лишь под утро поехал в гараж). Когда трактор поравнялся с домом и задребезжали окна, часовой на крыльце уже был в отрубе.

Одной рукой держа его под мышки, другой сжимая автомат, я вошел в дом…

Бандиты не тронули ребятишек, и те спали, не зная, что творится на кухне. А там, на полу, с разбитыми, окровавленными лицами лежали Николай и Никифоров, и сразу стало ясно, как братки вышли на меня. Возле стола сидели привязанные скотчем к стульям мама и Лиза, рядом устроились два бандита, один испуганно наставил на меня автомат, а носатый приставил пистолет к маминой голове…