в руках у него останется скальп. Стараясь облегчить боль, она семенила за ним. Скуля, как побитая собачонка:

— Пожалуйста, мне так жаль! Отпусти! Мне больно! Пожалуйста, я не хотела!

Не обращая внимания на эти мольбы, он волок её в сторону кухни. От боли и страха Кэтрин едва могла двигаться. Глаза застилала солёная влага. И мысль о том, что последует дальше, стучала в висках.

На большом деревянном столе, куда он бросил её вниз лицом, стояли тарелки. Тони смахнул их, оставив нетронутым ягодный торт. Очередной кулинарный шедевр призванный впечатлить его!

— У нас праздник! — провозгласил он торжественно.

Казалось, что алкоголь придал ему сил. И как бы Кэтрин не билась, но вырваться не могла! Одной рукой он придавил её голову, а второй — задрал невесомую ткань. Резинка шёлковых трусиков натянулась и треснула. Между ног у неё оказалось мужское бедро. Твёрдое, словно камень.

— Пора выебать тебя как следует! — сказав это, Торрес придвинул тарелку. Он сунул два пальца в клубничную мякоть торта. Тот смачно чавкнул и рассыпался надвое.

Кэтрин вскрикнула и задвигала бёдрами, пытаясь изгнать его руку. Но всё безуспешно! В такой унизительной позе промежность её была «нараспашку». Липкие пальцы нащупали вход, без труда проникая в упругую штольню. Она извивалась, своими движениями лишь помогая ему.

— Какая тесная, — дрожащим от возбуждения голосом, выдавил Торрес.

Кэтрин металась, скуля, заклиная его прекратить. Но пальцы в анальном отверстии продолжали наращивать темп.

— Я разъебу твою сладкую жопу, — угрожающе выдохнул он.

И, спеша привести приговор в исполнение, приставил ко входу горячий конец. Она закричала, в последней попытке спастись! Но та рука, что секунду назад дрочила её, теперь зажимала ей рот. Член проник, как по маслу, в перепачканный кремом анал. И отверстие, не знавшее прежде мужского достоинства, с готовностью распахнулось, принимая в себя его возбуждённую плоть. Кэтрин выдохнула и обмякла под ним. Понимая, что нужно расслабиться. Нужно дать ему кончить!

Но он смаковал, не пытаясь ускорить процесс. То замедляясь, то опять начиная долбить её с первобытным азартом. Макая головку в маслянистое устье, а после — опять проникая на всю глубину. Натруженный анус гудел, выдавая постыдные звуки. И Кэтрин стонала, молясь, чтобы в его затуманенный разум не пришла мысль сменить «дислокацию». Если после такого случится оральный дебют, то отмыться уже не получится.

Он кончил спустя пять минут жёсткой ебли! Когда на ягодицах от шлепков не осталось живого места. А измученный членом анальный проход представлял собой дырку размером с кулак. Он вышел, заполнив её до краёв своей спермой. И облегчение, которое испытала Кэтрин, было всепоглощающим!

Шатаясь, Торрес добрёл до дивана и рухнул, словно оргазм обессилил его окончательно. Прождав две минуты, Кэтти решилась потрогать свой зад. Пальцы опасливо двигались вниз. Казалось, что он разорвал его в клочья! Но всё было целым. И только вязкая жидкость сочилась наружу. Кэтрин брезгливо поморщилась! Обтёрла промежность салфеткой. И убежала наверх. Дверь её спальни открывалась во внутрь. И Кэтти её укрепила, придвинув комод. Понимая, что, если Торрес решится войти, то вряд ли такая преграда его остановит…

Однако он не пытался! И когда утром Кэтрин спустилась, то нашла его спящим. В свете дня отголоски вчерашней расправы представали во всей красе. Первый этаж напоминал поле битвы. Из прихожей тянулись следы. То ли кровь, то ли джем? Осколки зеркала рассыпались по полу. Трёхглавая вешалка, словно поверженный зверь, лежала на боку, разбросав вокруг кучки цветастой одежды.

Отпечатки «кровавых» ступней обрывались на кухне, возле стола. Второй раз подряд сыгравшего роль голгофы! Она смотрела на осколки разбитой посуды. На развороченный торт, который пекла для него с таким упоением. Ужин призван был стать романтическим! А уж после она бы открыла ему своё сердце…

Кэтрин шмыгнула носом, понимая, насколько смешны и наивны были её ожидания. Он просто играл с ней, как хищник играет с добычей, зная, что всё равно уничтожит её. И это вполне допустимо, если добыча настолько глупа! Как могла она поверить в то, что монстр по имени Энтони Торрес способен любить? Это в сказке достаточно поцелуя, чтобы разрушить заклятие. Только в жизни всё по-другому! И пробудить человечность нельзя через силу.

Он лежал в той же позе, уткнувшись лицом в подушку. Этот диван был ему слишком мал! И ноги сползли, утопая босыми ступнями в длинном ворсе ковра. Кэтрин бесшумно приблизилась. Вгляделась, пытаясь понять, дышит он, или нет. Не зная, что лучше — найти его спящим, или…

Он спал! Спина поднималась в такт мерным вздохам. И ей отчаянно сильно захотелось взять в руки подушку и накрыть его темноволосую голову. А после — держать! Чтобы крик не прорвался наружу.

Ей всё ещё было больно! И виной тому был не только мучительный секс. Что-то живое, начав пробуждаться внутри, было раздавлено им накануне.

— Тебе же нравится? Нравится быть моей шлюхой? — рычал он ей на ухо.

Кэтрин вытерла слёзы.

«Скотина», — прошептала она и на цыпочках вышла из дома.

Глава 8. Энтони

Каменное изваяние высотой в человеческий рост служило надгробием. Оно изображало фигуру спящего ангела. Ноги скрещены, крылья сложены за спиной. Тони скользнул взглядом по мастерски вылепленным изгибам. Даже черты лица проступали сквозь безжизненный камень. Внезапно в них ему померещилась… Кэтрин.

Он тряхнул головой, посмотрел себе под ноги. День выдался пасмурным. И в такие моменты старое кладбище выглядело особенно атмосферным. Серые надгробия, поросшие диким плющом, хранили молчание. Словно оберегая покой того, кто лежит под землей. Место извечной скорби! Где находят последний приют даже самые грешные души.

«А что такое душа?», — думал Энтони. Да и была ли она у Марчелло? А у него самого?

Первый ком земли полетел вниз, и толпу разрезал надвое страдальческий вопль. Худая, покрытая тёмным плащом женщина выглядела потерянной и одинокой. Мать Марчелло! Она понятия не имела, кем был её обожаемый сын. Но рыдала так безутешно, как будто знала о нём абсолютно всё.

Вдруг Тони подумал: а будет ли кто-то рыдать по нему самому? Разве что, только Мартина…

— Босс, я, честно, понятия не имел! — сокрушался Диего.

Оказалось, что у парня был врождённый сердечный порок. Именно так написал в заключении тюремный патологоанатом. Никаких ранений, лишь несколько гематом — накануне он сильно подрался.

Свои люди в тюрьме подтвердили данную версию. Но у Тони закрались сомнения! Мог ли Диего спланировать это заранее? Если так, то «крыса», которую он безуспешно искал всё это