Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Никогда раньше я не испытывала такой тошнотворной ярости инадеялась, что больше никогда и не испытаю. При всей низости и мрачности«Вечной ночи» мне казалось, что я впервые увидела здесь настоящее зло.
«Ты веришь в зло?» — однажды спросила меня Ракель. Ясказала, что верю, да только до сих пор не знала, что это такое. Все еще дрожа,я сделала несколько глубоких вдохов, пытаясь взять себя в руки. Нужнохорошенько подумать обо всем, что здесь сейчас произошло, но пока я хотелатолько одного — убраться отсюда подальше.
Сделав несколько шагов, я съехала вниз по дальнему скату,вглядываясь в то место, куда спрыгнул Эрик. Нужно было убедиться, что он и всамом деле ушел. Но уже начав спускаться, я вдруг заметила чьи-то очертания втемноте — как тень под глубокой водой. Может быть, Эрик приходил не один?
— Стой! — воскликнула я. — Кто там?
Фигура медленно выпрямилась, и в лунном свете я увиделаЛукаса.
— Лукас? Что ты тут делаешь?
Сказав это, я почувствовала себя полной дурой. Он пришел стой же целью, что и я, — проверить, не Эрик ли пугает Ракель.
Лукас ничего не ответил. Он смотрел на меня так, словноникогда не видел, а потом сделал шаг назад.
— Лукас?
Сначала я не поняла, но тут меня озарило. У меня все ещеторчали клыки, а рот был окровавлен. Если он прятался там давно, то слышал, какя разговаривала с Эриком, и видел, как я его укусила...
Лукас знает, что я вампир.
В большинстве своем люди давно не верят в вампиров и неповерят, как бы сильно их ни убеждать. Но Лукаса не требовалось убеждать,потому что он смотрел прямо в лицо клыкастому вампиру с окровавленными губами.Он смотрел на меня как на незнакомку, нет, как на монстра.
Тайна, которую я хранила всю свою жизнь, раскрыта.
— Подожди! — взмолилась я липкими от крови губами. — Неуходи. Я могу все объяснить!
— Не подходи ко мне! — Лукас стоял с белым лицом.
— Лукас... пожалуйста...
— Ты вампир!
Что еще я могла сказать? Мое новообретенное умение вратьсейчас ничем не поможет. Лукас узнал правду, и скрывать ее я больше не могу.
Он пятился, спотыкаясь о черепицу, руки у него тряслись,хотя он пытался овладеть собой. Шок сделал его неуклюжим — это Лукаса-то,который всегда двигался четко и уверенно. Казалось, что он вдруг ослеп. Яхотела пойти за ним, чтобы не дать ему потерять равновесие и упасть, уж неговоря о других причинах. Но больше всего я хотела объясниться. Однако он непозволит помочь. Если я подойду, Лукас может запаниковать и убежать. Убежать отменя! Дрожа, я села на крышу, глядя, как он по ней пробирается. Он неосмеливался повернуться ко мне спиной до тех пор, пока не прошел половину путидо северной башни, к спальням мальчиков. Я обхватила себя руками, а по щекамтекли слезы. Я боялась и стыдилась сильнее, чем когда-либо в своей жизни, дажесильнее, чем тогда, когда укусила его. Понял ли он уже, что в действительностипроизошло во время Осеннего бала и что именно я сделала ему больно? Если и нет,то скоро поймет.
И что мне теперь делать? Немедленно рассказать обо всемродителям? Они придут в бешенство, кроме того, им придется предпринять какие-томеры против Лукаса. Не знаю, что вампиры делают с людьми, узнавшими тайну«Вечной ночи», но подозреваю, что ничего хорошего. Сообщить миссис Бетани? Исключено.Можно попробовать разбудить Патрис и попросить совета у нее, но она, скореевсего, пожмет плечами, поправит свою атласную повязку на глазах и снова заснет.
Теперь, когда тайна открылась, всем им угрожает опасность.Возможно, Лукас никому ничего не расскажет из опасения, что его сочтутненормальным; но если даже расскажет, вряд ли ему кто-нибудь поверит. Но рисктого, что все выплывет наружу, ужасен. И это только моя вина.
Должен быть какой-то выход, возможность все исправить.Что-то, что я могу сделать.
Нужно поговорить с Лукасом. Первым делом с утра. Нет, утрому него экзамен. Так странно думать о столь прозаичных вещах, как экзамен, средивсей этой неразберихи. Я поймаю его после экзамена. Он не захочет говорить сомной, но не будет в зале орать во весь голос о вампирах. Это даст мне шанс, иесли я как следует продумаю, что сказать...
То что? Я врала Лукасу. Я его ранила. Может, он и прав, чтопытается убраться от меня как можно дальше.
И все-таки я понимала, что должна сделать все возможное.Если мне грозит навсегда потерять Лукаса, сделать я ничего не смогу; умолять,плакать или открыть ему все свои секреты — этим делу не поможешь. Но я точнознала, что должна убедить Лукаса понять.
После долгой бессонной ночи я встала, надела черный свитер июбку в складку и на негнущихся ногах спустилась вниз по лестнице, подгадав так,чтобы успеть к концу экзамена. Но оказывается, им разрешили уходить, закончивраньше, — а по словам ребят из его класса, Лукас сдал быстро. Это значило, чтоон, вероятно, уже у себя в комнате. Собрав все свое мужество, я проскользнула кспальням мальчиков.
Вик с Лукасом однажды показывали мне свое окно, так что,если меня не поймают, я смогу найти их комнату.
А если, появившись у Лукаса в комнате без предупреждения, яперепугаю его до смерти? Возможно, но придется рискнуть, потому что больше яэтого не вынесу. Неопределенность съедала меня изнутри, выворачивая наизнанку.Даже если Лукас скажет, чтобы я больше не смела к нему приближаться, я все-такибуду знать, что к чему. Неизвестность казалась хуже всего.
Я поняла, что добралась куда нужно, увидев на двери двапостера — «Головокружение» Альфреда Хичкока и еще что-то под названием«Быстрее, киска! Убивай! Убивай!». Никто не отозвался на мой стук, и янерешительно приоткрыла дверь. В комнате никого не было. И пахло в ней Лукасом— пряный, сосновый запах, словно я попала в лес. Половина комнаты была увешанапостерами боевиков — сплошные пистолеты и красотки, а постель застлана яркимпокрывалом. Другими словами, это была половина Вика. Половина Лукаса оказаласьпрактически голой. Никаких картинок на стенах, а на маленькую доску объявлений(такие висели над каждой кроватью) пришпилено только расписание уроков и билетв кино — на «Подозрение», с нашего первого свидания. Постель застлана простымармейским одеялом.
Очевидно, мне оставалось только одно — ждать. Не зная, какпоступить, я подошла к окну, выходившему на гравийную подъездную дорожку кшколе. Там стояло несколько машин, это приехали родители, чтобы после экзаменовзабрать своих детей домой на Рождество. Разумеется, человеческих детей. Ясмотрела, как они обнимались, ставили вещи в багажники, и тут увидела Лукаса.Он вышел из парадной двери с большой спортивной сумкой, перекинутой черезплечо.
— О нет, — прошептала я и с такой силой прижала ладони кстеклу, что оно (или я) едва не треснуло.