— Ты жива, Бьянка. Ты все еще можешь оценить, что это значит— быть живой. Это лучше, чем быть вампиром... лучше, чем что угодно в мире. Янемного помню, каково это — быть живым, и если бы смог прикоснуться к этому ещераз, хотя бы на день, это стоило бы всех благ мира. Ради этого можно было быснова умереть, навсегда. Все прожитые мною столетия, все виденные мною чудесане сравнятся с этим — быть живым. Как по-твоему, почему все здешние вампиры такзлобно относятся к человеческим ученикам?

— Потому что... ну, думаю, они просто снобы...

— Ничего подобного. Это зависть. — Мы долгую минуту смотрелидруг на друга, потом он добавил: — Наслаждайся жизнью, пока она у тебя есть.Потому что это не длится долго, ни у вампиров, ни у всех прочих.

Никто никогда не говорил мне ничего подобного. Мама с папойне хотят быть живыми... Не хотят? Они ни разу ни слова об этом не сказали. АКортни, Эрик, Патрис, Ранульф? Неужели все они хотят быть людьми?

Вероятно догадавшись о моих сомнениях, Балтазар произнес:

— Ты мне не веришь.

— Не в этом дело. Я знаю, что ты говоришь мне правду, — тыбы не стал врать о таких важных вещах. Не тот ты человек.

Он кивнул, его губ коснулась легкая улыбка, и я поняла, чтосказала больше, чем собиралась. В его глазах появился свет надежды — я невидела его с той ночи Осеннего бала, когда отказала ему.

Но больше всего меня волновало то, что я говорила правду.Балтазар в самом деле не стал бы мне врать в таком важном вопросе, даже еслиправду услышать нелегко. Он был надежным человеком — хорошим человеком.Хотелось бы мне быть такой же хорошей, ставить интересы других на первоеместо... и заслужить доверие Лукаса.

И тут я подумала: «Может быть, еще не поздно».

Вернувшись в школу по нашим следам, я помахала на прощаниеБалтазару и бегом поднялась в компьютерный класс. К счастью, дверь оказаласьнезапертой. Дожидаясь, пока компьютер загрузится, я вспоминала репродукцию«Поцелуя» Климта над своей кроватью. Те двое влюбленных обнимали друг другацелую вечность, они были двумя половинками одного целого, слившимися вместе вмозаике из розового и золотого.

Если ты кого-то любишь, нельзя, чтобы между вами всталаложь. Не важно, что произойдет. Даже если ты уже навеки потерял свою половину,все равно должен говорить только правду.

Дрожащими пальцами я набрала электронный адрес Лукаса и темуписьма: «Ничего, кроме правды». И начала печатать, рассказывая все, чтоскрывала от него все это время. Быстро и просто, как могла, я рассказала ему,что в ту ночь случилось на самом деле. Что я вампир, родилась у двоих вампирови обречена однажды стать такой же. Что в «Вечной ночи» полно вампиров, чтошкола существует для нас, чтобы обучать нас изменениям в мире и оберегать отлюдей, которые боятся нас, потому что не понимают. Что я укусила его в ночь Осеннегобала не потому, что желала причинить ему боль, а потому что очень хотела бытьрядом с ним.

Слова лились потоком. По правде говоря, письмо получилосьсумбурным; я никогда раньше не пыталась открыть эти тайны, поэтому то и делоповторялась, плохо излагала и задавала вопросы, не зная на них ответов. Но всеэто не имело никакого значения. Важно было только одно — наконец рассказатьЛукасу правду.

В конце я написала:

«Я рассказываю тебе все это не потому, что хочу вернутьтебя. Я знаю, что не заслуживаю этого после того, что натворила, и хотя ты неподвергаешься никакой опасности в „Вечной ночи", думаю, ты вряд лизахочешь хоть когда-нибудь приблизиться к этой школе.

В основном я пишу, чтобы попросить: если ты еще никому нерассказал о том, что видел здесь, пожалуйста, не рассказывай. И не показывайникому это сообщение. Сохрани эту тайну ради меня. Если правда выйдет наружу,моим родителям, Балтазару и многим, многим другим угрожает опасность, и все этобудет моя вина. Я не вынесу, если окажусь виноватой в страданиях других.

Я никому не сказала, что ты видел нас с Эриком на крыше, ипоступила так, чтобы уберечь тебя. Ты можешь сделать то же самое в ответ,правда? Это все, о чем я прошу. Может быть, это больше, чем я заслуживаю, норечь идет не обо мне, а о тех, кто может сильно пострадать.

И еще я хочу, чтобы ты знал — я люблю тебя и считаю, что тыдолжен знать правду. Прости, что я так долго тянула. Но надеюсь, ты поймешь,что я на самом деле чувствую, и что для тебя это все-таки важно.

Я всегда буду тосковать по тебе.

До свидания, Лукас».

И быстро нажала кнопку «отправить», пока не передумала. Нокак только я это сделала, меня пробила дрожь. А что если Лукас не послушается?Что если письмо не убедит его хранить молчание, а, напротив, только обеспечитего доказательствами?

Может, мне следовало сожалеть о сделанном, но я не жалела.Пусть Лукас мне больше не доверяет, я ему по-прежнему верила.

В общем-то я не ожидала от него ответа, однако ожидания инадежда — разные вещи. Весь этот день я проверяла почту, и следующий, иследующий, и в Рождество — когда могла ускользнуть от необходимостиразворачивать подарки.

Ответа от Лукаса не было.

Новый год.

Ничего.

Я говорила себе, что стоило рассказать правду ради неесамой, и даже поверила в это. Но от этого мне не стало легче смириться с тем,что моя исповедь ничего не значила. Лукас ушел навсегда.

Когда в школу начали возвращаться ученики, я стояла напарадном крыльце, надеясь увидеть дружеское лицо. Я знала, что Лукас невернется. Хотя мне то и дело казалось, что я его вижу, но это просто моевоображение играло со мной в жестокие игры. Я убеждала себя, что сегодняшнийдень окажется в своем роде поворотной точкой. Лукас не приедет, зато у меня неостанется никаких сомнений, и, вместо того чтобы изводить себя бесплоднымимечтами о том, как все могло сложиться, я взгляну в лицо суровым фактам изаставлю себя двигаться дальше.

Но раз уж мне предстоит такое, то я нуждаюсь в технемногочисленных друзьях, что появились у меня в «Вечной ночи».

Я заметила Ракель. Та пробиралась сквозь толпу, нервносжавшись в комок. Повернув голову, я поняла, почему она нервничает: на крыльцестоял Эрик и пристально наблюдал за ней.

Я быстро подошла к Ракель и взяла у нее одну сумку.

— Ты все-таки вернулась! Я в этом немного сомневалась.

— Я и не хотела. — Ракель упорно смотрела себе под ноги. —Ты не обижайся, я бы скучала по тебе. Но вот видеть его вовсе не желала.

Не требовалось объяснять, о ком идет речь.

— А родителям ты рассказала? — Я-то предполагала, что онипозвонят миссис Бетани, придут в бешенство, узнав, что Эрика не исключили, и,вероятно, заберут Ракель из академии.