– Игорь Васильевич, а мы будем свидетелями, что зарулем Котя сидел, – подбодрила деда Матильда.

– Вот разве что… – засмеялся он. – Ирина, теперьналево!

Мы подкатили к зданию аэропорта в тридцать пять минутпервого. Я пулей вылетела из машины и бросилась в зал.

Под большим табло стоял Федор Тихонович и нервно поглядывална часы. Я остановилась в сторонке перевести дух, но тут же заметила деда иМотьку, хромающую рядом с ним. Дед бережно поддерживал ее. Я медленно, сдостоинством двинулась к бородавчатому Федору Тихоновичу.

Он меня не видел, глядел в другую сторону.

– Добрый день, Федор Тихонович, – сказала я.

При виде меня у него отвалилась челюсть. Вероятно, он ждал,что его парни справились с заданием и сейчас привезут ему компромат.

– Добрый день, – растерянно ответил он.

– Боюсь, что для вас он не будет добрым.

– То есть? – не понял он.

– Вы не сдержали свое слово, подослали убийц, но снами, как видите, не так-то легко справиться.

– Каких убийц? Что ты такое говоришь?

– Мы с вами на брудершафт не пили, это раз, ваши парнисейчас уже в милиции дают показания…

Он побледнел.

– Не знаю, о каких парнях вы говорите!

– Знаете, прекрасно знаете. И вот что я хочу вамсказать, – по мере того, как он бледнел, я набиралась нахальства. И всамом деле чувствовала себя актрисой, играющей на подмостках, и сейчас была моясцена! Краем глаза я заметила, что дед и Мотька остановились чуть поодаль.Наблюдают! – Ввиду того, что вы грубо нарушили нашу договоренность, яоставляю эти пленки у себя.

– Что?

– Я оставлю их у себя ради безопасности моей и моихблизких. С вами надо играть по вашим правилам. Итак, если вы сейчас улетите инавсегда забудете о нас и о братьях Лаврухиных, все будет шито-крыто, но еслихоть волос упадет с головы кого-то из нас, пленки и письмо, подробнообъясняющее все обстоятельства дела, немедленно попадут в милицию. Вам стоит,не раздумывая, принять это условие, так как ваши ребятишки сейчас в милициимогут ох как много наговорить лишнего! Зачем им брать все на себя?

– Что ты себе позволяешь? – как-то совсемневоинственно спросил Федор Тихонович, вдруг пошедший красными пятнами.

– Итак, если вы принимаете наши условия, то счастливоговам пути, а если нет, то…

– Принимаю! Принимаю! Но какие у меня могут бытьгарантии?

– Я уже говорила: наш покой – ваш покой!

– А если те двое покажут на меня?

– Улетайте, вы успеете!

– Хорошо! Я лечу, уже объявили посадку! Значит, мызабыли друг о друге?

– Забыли! И о Лаврухиных тоже советую забыть раз инавсегда!

– Конечно! Прощайте!

– Прощайте!

Он повернулся и чуть ли не бегом направился к стойкетаможенного контроля.

Ну вот и все. Дед с Мотькой бросились ко мне.

– Что? Как?

– Порядок! Он обещал все забыть!

– Но ты же не отдала ему пленки! – вспомнилаМотька.

– Я их оставила себе как залог нашей безопасности.

Дед смотрел на меня как-то странно.

– Ты что, дед? Неужели ты не гордишься мной?

– Может, и горжусь, только все это как-то уж оченьвсерьез, не по-женски! Кажется, мама твоя права…

– Игорь Васильевич! Вы ничего не понимаете! –вдруг подала голос Мотька. – Это именно по-женски, она ведь это из-заКоти…

Я оглянулась и увидела, что Федор Тихонович уже прошелтаможенный контроль. Значит, все кончилось. У меня вдруг задрожали ноги и всепоплыло перед глазами…

– Аська! – Дед едва успел меня подхватить…

Я очнулась в машине – под нос мне сунули какую-то гадость.

– Вот она и пришла в себя, бедняжечка! – сказалаИрина Олеговна, хлопотавшая надо мной. – Ничего страшного, просто онапереволновалась, еще бы, авария, эта гонка… Что это было, Игорь? Опять какие-тодетективные истории?

Дед взглянул на меня вопросительно, а я кивнула. Дед селрядом с Ириной Олеговной, а я легла на заднем сиденье, положив голову Мотьке наколени. Дед в общих чертах рассказывал Ирине Олеговне об этом деле, а я дремалаи думала: вот теперь Котя займется своими делами и ему будет не до меня. Этобольно. Но, с другой стороны, может, и я постепенно отвыкну от него…

Когда мы подъехали к месту аварии, там уже никого и ничегоне было.

– Интересно, где моя машина? – спросил дед.

– В милиции, наверно! – предположила Мотька.

– Иринушка, подбрось меня к отделению, а потом отвези девчонок.Инвалидная команда – одна хромая, другая немощная, тоже мне, шерлокини! Так,кажется, вас Уваровы называют? Хотя нет, я сам поеду с вами, а в милициюпозвоню.

Дома дед и Мотька что-то врали, а я сразу легла в постель изаснула как убитая. А когда проснулась, снова почувствовала себя нормально. Яспустилась вниз. Все сидели за столом и с ними Котя, Кирилл и Михал Михалыч.Они пили, ели, что-то говорили, радовались. Котя ласково поглядывал на меня, апосле ужина отвел в сторонку.

– Ася, у меня нет слов, чтобы сказать, как я тебеблагодарен за все, ты самая удивительная девчонка…

– И самая отчаянная! – добавил подоспевший МихалМихалыч.