Котенка жалко до слез. Я кусаю губы – эта привычка со мной с самого детства. И принимаю решение: котенка надо спасти. Он маленький и слабый. Почему-то мне кажется, что он в полосочку, как те мертвые котята, которых нашли недавно у дома наших соседей.

Набравшись смелости, я вдыхаю полные легкие воздуха и откидываю одеяло, решив залезть под кровать и забрать котенка. Я сажусь, стискивая кулачки. И в это же мгновение из-под кровати появляется монстр – он медленно высовывает свою белую морду и мяукает. Это ловушка.

Когда он пытается затащить меня под кровать, я сильно кричу, так, что надрываются легкие, а когда прибегают взрослые, в слезах пытаюсь рассказать им про монстра. Никто не верит. Взрослые не верят в чудовищ.

– Может быть, все-таки психиатр?.. – тихо спрашивает папа у мамы и тяжело вздыхает. Но, видя мой взгляд, тепло мне улыбается. И остается со мной почти до утра. И тогда никакие монстры не приходят.

Днем я краду из папиного кабинета нож-скальпель для корреспонденции. Я буду защищаться до самого конца.

Это едва ли не первый сон, где монстр меня не убивает.

Спрашивать о ключах у Матвея мне не приходится. Он приходит ко мне домой утром, сам открыв дверь, и, когда я просыпаюсь, уставшая после очередной встречи с монстром, он сидит напротив и смотрит на меня.

– Доброе утро, – говорит Матвей, едва я открываю глаза.

– Что ты тут делаешь? – резко встаю я – так, что перед глазами появляются черные звездочки.

– Пришел к тебе. Сделал дубликат ключей от твоей квартиры, – говорит Матвей. – На всякий случай.

– На какой еще случай? – закатываю я глаза.

Мне плевать, что я не накрашена и растрепана. И что в одной дурацкой футболке.

– Если к тебе вломится какой-нибудь маньяк и будет держать тебя в заложниках, например, – говорит мой незваный гость.

– Он уже вломился, – замечаю я.

– Ты не сильна в искусстве сарказма, принцесса, зевает Матвей. – Как спалось?

– Твоими молитвами – хорошо.

– Тогда я буду молиться тщательнее.

– Отдай мне ключи, которые ты сделал, – прошу я. – Отдай по-хорошему.

– Не вопрос.

Матвей, который сегодня снова во всем черном, встает и кладет на письменный стол ключи, прямо возле банки с увядшими тюльпанами. Он расстался с ними подозрительно легко.

– У тебя есть еще, – догадываюсь я.

– Ага, есть.

– Ты с ума сошел?

– Ну да, я же сказал, что свихнулся из-за тебя, отвечает он.

Как меня раздражает его демонстративно послушный тон. Глумливый.

– Я заявлю на тебя в полицию, – угрожаю я.

Не знаю, что еще делать. Он невыносим.

– Валяй, – разрешает Матвей. – Я тоже.

– И что ты мне предъявишь?

– Воровство. Ты своровала мое сердечко.

Господи, сколько глумления. Так и хочется заехать ему по носу!

– Ты идиот? – прямо спрашиваю я.

– Не думаю. А похож?

– Вылитый.

– Тебе не идет грубить, ты ведь ангел. Это заключено в твоем имени. Мама знала, как назвать тебя.

– Может быть, выйдешь? Я хочу переодеться, говорю я ледяным тоном.

– Не выйду. Не хочу.

Матвей ведет себя словно мальчишка и будто получает удовольствие от моих гневных взглядов.

– Будешь смотреть? – В моем голосе непередаваемое отвращение.

– Я уже все видел, – вырывается у него.

– Как это понимать? – поворачиваюсь я к нему.

– В своих мечтах, принцесса, – смеется он. Знаешь ли, не могу заснуть, если не представляю тебя без одежды.

– Выйди! – кричу я, потеряв терпение.

Матвей вздыхает, качает головой, но все же соизволяет покинуть мою спальню. Я надеваю домашние джинсовые шорты и майку, кое-как причесываю волосы и зачем-то капаю на запястье духи – не знаю, как они называются, но пахнут ирисом и мандарином. Потом иду в ванную – наскоро чищу зубы и умываю лицо. И только потом иду к Матвею.

В прихожей меня ждет несколько красивых смешанных букетов – свежая кровь для увядающей оранжереи в моей комнате. На кухне – какие-то невероятные пирожные из кондитерской и чуть остывший кофе в стаканчике.

– Купил по пути, – небрежно говорит Матвей. Не планировал заезжать к тебе, но не смог устоять перед соблазном увидеть тебя утром.

– Спасибо, конечно, – вздыхаю я. – Но ты бы не мог перестать покупать мне подарки?

– Это не подарки, принцесса. Это элементарная забота, – отмахивается Матвей и смотрит на свои дорогие часы. – Мне пора. Много дел. Вечером вместе поужинаем в гостях у моего друга.

Он не спрашивает меня, а ставит в известность. Сначала я хочу отказаться, а потом, вспоминая Стаса, соглашаюсь.

– Во сколько? – спрашиваю я.

Матвей говорит время и добавляет:

– Не думал, что ты так быстро согласишься. Готовился к длительной обороне. Рад, что не стала спорить со мной.

Он обнимает меня, прижимая к себе. Я закрываю глаза, и мне кажется, будто мы стоим на утесе, под которым колеблются покрытые жемчужной пеной волны. Запах северного моря сводит меня с ума. Я хочу упасть в него, чтобы его воды скрыли меня с головой от этого мира.

– Постой так со мной немного, – говорит Матвей, гладя меня по спине. – Когда ты рядом, это придает мне сил.

Я хочу, чтобы он поцеловал меня, как вчерашним утром, жду этого, а Матвей не спешит – просто гладит меня, играет с моими волосами, покачивает из стороны в сторону, но не целует.

Мои губы сохнут, будто они в песке. Пульс бьется где-то под ключицами, дыхание тяжелеет. Каждое его прикосновение будит во мне вулканы. А он не хочет их потушить.

Это приятная пытка, от которой море в моих запястьях начинает стучать нестерпимо громко. И мне кажется, что Матвей слышит шум его волн.

Я хочу поцеловать его сама. Ведь это так легко нужно просто дотянуться до его губ. Собрать с них звездную пыль и утолить свое желание быть ближе к этому человеку. Еще ближе. Еще.

«Прекрати», – думаю я. – Прекрати меня мучить, поцелуй! Тебе же это ничего не стоит». – «Тебе тоже», – кажется мне, будто я слышу его мысли.

Он целует меня в лоб – так невинно и почти трогательно, что мне становится неловко из-за своих фантазий, в которых Матвей делает неприличные вещи.

– Мне пора. Увидимся вечером, – говорит он, будто снова читая мои мысли. И, улыбнувшись, уходит.

А я остаюсь наедине со своими вулканами и цветами.

Часов до пяти вечера я снова рисую с непонятно откуда взявшейся страстью. Снова акварель в картонном футляре, снова остановившееся время, снова поток вдохновения – ломкий и тонкий, словно золотой волос. Мягкие кисти пылают в моей руке, спешат от одного угла холста к другому, то делают резкие мазки, то протягивают плавные линии. Я играю с палитрой, смешиваю цвета, распределяю свет и заполняю воздухом.