– Чайка хорошо сработала, не правда ли? Хе-хе, славная птица. А какой размах крыльев? – Клеман широко раскинул руки. Он был в неподдельном восхищении. И тут же прибавил со всей серьезностью: – Не стану ходить вокруг да около, Тибо. Твой отец этого бы не одобрил. Скажу прямо: симптомы болезни Альберика не были характерны для гастроэнтерита. Диарея, рвота, невыносимые боли. Не будем себя обманывать: никто еще не умирал от несварения желудка.

– Белладонна?

– Нет, она убивает в три минуты, а он, бедный, долго мучился.

– А пульс? Каким был пульс?

– Необычным.

– Замедленным?

– Крайне.

– Аконит?

– Подумай еще. Головокружение, холодный пот, конвульсии. Альберик видел все в зеленом цвете.

– Понял. Дигиталис.

– Именно. Дигиталис пурпурный. Очень красивый цветок. Доктор Фуфилье прописывал его королю, чтобы выровнять сердцебиение.

– Но не доктор же Фуфилье?..

– Нет, конечно нет. Хотя…

– Хотя что? – встрепенулся Тибо.

– У меня возник вопрос, откуда взялись проблемы с сердцем. Альберик всегда отличался железным здоровьем.

– И что же?

– А вот что, Тибо. Предположим, Альберику сначала начал давать дигиталис его… как бы это сказать?

– Врач?

– Нет. Убийца. Будем называть вещи своими именами. Убийцу – убийцей. Это важно, Тибо. Так вот, предположим, что дигиталис сначала тайком подсыпа́л убийца, желая нарушить сердцебиение. Фуфилье, обнаружив проблему, с наилучшими намерениями прописывает дигиталис как лекарство. Он успешно лечил им весной сапожника, а осенью – скрипичных дел мастера и хвастал этим направо и налево.

– Вы хотите сказать, что пристрастие Фуфилье к дигиталису было известно?

– Именно. О нем знали все, в том числе и… и…

– Убийца, – едва слышно произнес Тибо.

– Браво. В случае Альберика, если следовать нашему предположению, дигиталис, помноженный на дигиталис, – слишком большая доза. Она оказалась…

– Смертельной, – закончил Тибо.

– Да. Такая, что добавь щепотку в любой момент – и смерть неизбежна.

Тибо, бледный как полотно, нашел руку Эмы и сжал ее.

– Или, – продолжал де Френель, – убийца мог заменить прописанный Фуфилье дигиталис на более ядовитый. Использовать листья не второго года, а первого. Сорванные со стебля, а не растущие из земли. Дикие растения, а не садовые. Это несложно.

Предположение наставника буквально раздавило Тибо.

– Замысел удался, – закончил Клеман. – Во-первых, смерть выглядела совершенно естественно. Во-вторых, если у кого-то возникли бы подозрения, вина легла бы на Фуфилье, который, как известно, не великий целитель, но при этом, конечно же, и не…

– Убийца.

– Да, это так.

– А противоядие? Есть же противоядие.

– Нет, действенного противоядия не существует. – Клеман выглядел еще несчастнее, чем принц Тибо. – Я заставил его выпить крепкий-крепкий кофе, такой, какой ты когда-то любил, мой мальчик. Лучший напиток при таких обстоятельствах и к тому же не привлекающий внимания.

– И что же?

– Желудок сразу же вернул его.

Тибо расстегнул воротник, он задыхался в слишком тесной одежде.

– Неужели?! Неужели, господин де Френель, у нас произошло убийство?! Никогда! Никогда у нас…

– Да, да, – прервал его де Френель, – это меня всегда и пугало…

– Что именно?

– Твоя доброта.

– Но…

– Твоя доброта застит тебе глаза. Почему, как ты думаешь, мы изучали с тобой ядовитые травы в саду? Нет, помолчи, дай мне сказать. Тебя-то, Тибо из Королевства Краеугольного Камня, я знаю как собственный карман! – Клеман де Френель погрозил ученику пальцем. – Твоя доброта – лучшее оружие твоих врагов. Никакие мечи с ней не сравнятся. Возьми свои отношения с братом. Он ставит тебе подножку – ты прощаешь. Бьет из-за угла – ты не веришь, что это он. Так уж сложились ваши отношения. Если не изменишься ты, не изменится он.

– Вы хотите сказать, что Жакар стал убийцей?

Френель взглянул на Тибо с такой суровостью, что она походила больше на гнев. Он соединил кончики пальцев, потом развел их, потом снова соединил и вместо ответа спросил:

– Помнишь?

– Что именно?

– Ваши уроки фехтования?

– Да, конечно.

Каждый житель королевства, достигнув возраста пятнадцати лет, проводил лето в скалистом Френеле и учился владеть шпагой, кинжалом и луком на тот случай, если острову придется вдруг обороняться. Использование оружия было разрешено только в учебных целях и только три месяца в году. Но сыновья короля учились круглый год, мальчиками они бросали дротики, подростками тренировались в фехтовании и стрельбе из лука. Ремесло короля опасно даже на самом мирном острове, оно требует искусной твердой руки.

На протяжении многих лет братья встречались только с оружием в руках. Тибо был сосредоточен, ловок и быстр, Жакар напорист, отважен и непредсказуем. Учитель фехтования требовал, чтобы во время поединка они делали выпады, применяли приемы, но никогда не дотрагивались друг до друга. «Царапина будет считаться поражением». Однако Жакар, бросая всем вызов, время от времени наносил Тибо удар в плечо, причем всегда в одно и то же место, открывая всякий раз старую рану. Тибо ограничивался тем, что выбивал у него из рук шпагу. Клеман де Френель считал, что поединки открывают глубинную суть каждого из соперников, показывают их взаимоотношения и, возможно, свидетельствуют о будущем королевства.

– Не мог же я всадить ему шпагу в живот, – возразил Тибо.

– Достаточно было одного раза, одного-единственного, Тибо! «Случайная неловкость», по словам твоего брата, удар в найденную болевую точку. Жакар больше никогда бы тебя не тронул. Он нащупывал границу, но так ее и не нашел.

Старый наставник откинулся на спинку кресла и, казалось, глубоко задумался.

– Ты более развит, чем твой брат, уравновешен, обходителен. У Жакара свое обаяние. По части физической ловкости и силы характера вы, я думаю, друг другу не уступаете. Сейчас он целит тебе в самое чувствительное место. – Френель положил руку на сердце. – Вот сюда.

Тибо смутился и невольно тоже прижал руку к сердцу.

– Зло и добро, мой мальчик, – две стороны одной медали. Одно превращается в другое в мгновение ока. Зачастую их невозможно отличить друг от друга.

Клеман навалился грудью на письменный стол.

– Всматривайся в зло. Научись его распознавать. Ищи исток. Старайся понять, чего оно добивается, откуда появилось. Подавленное желание? Неизлечимая рана? Болезненный разрыв? Часто корень зла не в злобе, а в боли.