Приступаю к рисунку. Делаю набросок. Сперва намечаю пропорции. Объект. Формы. Начинаю с более светлых маркеров. Стараюсь выбрать идеальный ракурс. Хоть и не все, но многое зависит от первоначального наброска.

Кончик маркера слегка касается кожи, отчего по всему телу девушки бегут мурашки.

– Щекотно? – Я улыбаюсь.

Она не отвечает.

Ну и ладно.

– Молчи дальше, – говорю, а в голову забирается неловкая мысль, может, девушка немая, а я пристаю со своими расспросами.

Продолжаю рисовать.

Добавляю детали.

Детали в моем деле крайне важны. Один удачный штрих может решить картину. Набрасываю линии. Рисунок постепенно обретает различимые, узнаваемые черты. Прическа, уши, подбородок. Взгляд, густые реснички и улыбающиеся губы.

В качестве фона планирую использовать ветку дерева, как на фото. Обрамлять будут листья. Это добавит объем. Будет смотреться интереснее.

– Глянь. По-моему, неплохо получается.

Девушка сгибает колено, долго смотрит на рисунок.

Не могу четко определить ее реакцию. Кажется, ей нравится. Или нет. Грустно. Возможно, она вот-вот заплачет. Или рассмеется? Нет. Наверняка расплачется.

Девушка прикрывает глаза.

Я не угадал.

Вместо того чтобы расстроиться, она гладит пальцами изображение. Затем осторожно опускает ногу и одобрительно кивает.

– Нравится?

Девушка не отвечает.

Хорошо.

– Будем считать, что молчание значит нравится.

Продолжаю работу.

Убираю лишние штрихи. Выделяю контуры, намечаю тени.

Необычная клиентка.

В ней есть что-то обворожительное и одновременно отталкивающее, даже пугающее. Красота соседствует, как тут получше выразиться, с холодностью. С первого взгляда ясно, что внутри нее, под красивой оберткой скрывается лед. Неприступная крепость. Повстречай я ее на улице или на вечеринке, даже пытаться не стал бы.

Я прошу ее встать.

– Поднимись. Постой ровно.

Мне нужно проверить. Нужно внимательно рассмотреть и убедиться, что рисунок не «поведет».

Мастер отвечает не только за качество линий. Хороший мастер, когда берется за работу, дает личную гарантию, что идея клиента будет воплощена в полной мере и реализована идеально. И что не придется ни о чем жалеть впоследствии.

– Все готово, – говорю скорее себе. – Можно приступать к нанесению татуировки.

Отодвигаюсь.

Еще раз оцениваю работу.

Объективно, если смотреть глазами художника, то выглядит все, мягко говоря, неидеально. Не слишком. Линия волос чересчур резкая, кое-где с тенями перемудрил. Но это простительно. Это всего лишь набросок, в процессе прорисую.

Беру машинку.

Тонкий контур, думаю, нанесу пятерочкой. Для толстого выбираю четырнадцатую rs. Как по мне, идеальное сочетание.

Прорвемся.

Подмигиваю клиентке и заряжаю вольтаж десять.

Смотрю на свет. Щурюсь, проверяю вылет. Должно быть не больше пары миллиметров.

– Начнем? – спрашиваю клиентку и не жду ответа. Скорее, просто предупреждаю.

Девушка стоит, смотрит на меня и обыкновенно молчит.

Я, на этот раз вежливо, прошу ее лечь, и она послушно устраивается на кушетке.

Провожу рукой по ее ноге. Через перчатку не почувствуешь, но мне кажется, что у девушки нежная кожа. Наношу вазелин и прицеливаюсь к рисунку.

– Сейчас будет больно. Врать не буду. Достаточно больно. Это совсем не как комарик, но терпеть можно.

Девушка не реагирует.

– Можем сделать обезболивающий укол, если хочешь.

От этих слов клиентку передергивает. Она мотает головой.

– Понял-понял. Никаких шприцов. Тогда терпи, – говорю и нажимаю на педаль.

Машинка звенит.

Пальцами одной руки натягиваю кожу, другой уверенным движением веду машинку по линии сверху вниз.

Кровь.

Проступают первые капли крови. Черная краска смешивается с красной жидкостью. Иголка исчезает под кожей, мгновенно поднимается и вновь погружается в тело.

Машинка поет, оставляет под собой ровный кровавый след.

Первая и последняя линия, всегда самая важная для мастера и самая неприятная для клиента. Первый штрих задает тон всей работе.

Отпускаю педаль.

Вытираю салфеткой ранку. Оцениваю.

Кожа мягкая, гладкая, легко пробивается.

– Довольно аккуратно получается.

Не жду ответа, окунаю иглу в краску, провожу вторую линию. Следом третью, четвертую.

Еще и еще.

Девушка терпит.

Ничем не выдает, что ей больно. На ее лице все то же неподвижное, мрачное, ледяное спокойствие. Словно работаю с мертвецом. Мне от этого слегка не по себе, и я стараюсь не смотреть на клиентку.

Лампа мерцает.

Ботинок жмет на педаль, пальцы двигают машинку, клиентка терпит. А я старательно вывожу узоры и борюсь с желанием выпить кофе и покурить.

Процесс пошел.

На этой территории я повелитель. Я король. Это мой сценарий, мой сюжет, и только мне решать куда он меня заведет.

Жужжание машинки завораживает.

* * *

– Ым. Не бойся. Обними, ым, меня, все хорошо.

Девушка прижимает к себе всхлипывающую маленькую сестренку. А в голове у нее навязчиво звучит виолончель.

Со стены детской комнаты, уставленной плюшевыми игрушками, на них смотрит и улыбается диснеевская Русалочка из своего подводного царства. Она сидит верхом на нелепом розовом морском коньке. Рядом с ней на рисунке пускает пузыри и корчит рожу неуклюжая желтая рыбешка. Мимо проплывает еще один морской конек с глуповатой мордочкой. Он высовывает и показывает свой длинный розовый язык.

В тусклых тенях ночного светильника картинка выглядит угрожающе.

Огромные раковины, поляна, затонувший корабль, растопыренные голые ветки кораллов, посиневший краб.

И улыбки.

Неуместные лживые оскалы с идеально ровными белыми зубами.

Дурацкие фотообои. Образы, которые должны создавать уют для ребенка, лишь раздражают, пугают.

На потолке расклеены звездочки. Очередной хитрый способ вытянуть из любящих родителей побольше денег. Планировалось, что звезды будут светиться в темноте, но в результате висят темными пятнами, отчего комната выглядит неопрятно.

Не светят.