идет на кухню, выглядывает в окно, но в саду Эгга тоже не обнаруживает. Прятаться там негде: трава покошена, сарай надежно заперт. И где его черти носят? Эти черти хотя бы земные? Айзек задается вопросом, не ушел ли Эгг навсегда, даже не попрощавшись, и его сердце начинает с бешеной скоростью колотиться о ребра. Нет, ну, не мог же он самостоятельно добраться до леса. Ведь правда? Он даже машину водить не умеет. Или?.. Айзек так мало знает об Эгге. И, вероятно, никогда не узнает больше.

Бах.

Айзек улыбается. Выдыхает. Он догадывается, куда делся Эгг.

Бах.

Айзек находит его в кабинете Мэри: Эгг снова хватает с полок книги и швыряет их на пол. На этот раз он по крайней мере ограничивается двумя.

– И чем ты тут занимаешься? – с порога спрашивает Айзек, скрестив руки на груди.

– Сидаю.

– Ты не читаешь. Ты раскидываешь книги.

– Д’оу.

Эгг шлепает себя по лбу. Айзек понимает, что он пытается снова рассмешить его. Он присаживается на корточки, почти сравнявшись с Эггом, и поднимает последнюю брошенную книгу, которая как раз лежит у его ног. На обложке написано:

ПОДДОН-ПОД-ЛОНДОН

МЭРИ МОРЭЙ

ИЛЛЮСТРАЦИИ АЙЗЕКА ЭДДИ

Самая нелюбимая книга Мэри из тех, что вышли из-под ее пера. История о путешествии в тайный город под Лондоном с морем летучих мышей под названием Баттерси[59] и прочей подобной ерундой. Она была крайне недовольна тем, что получилось, – и даже не потому, что, написав половину, осознала определенную вторичность своего опуса по отношению к Нилу Гейману[60]. Мэри бесило название, которым издатели заклеймили ее детище. Эти набитые индюки посчитали, что город «Подон» будет «сбивать с толку юных читателей». И заменили название на «Поддон».

«Порушили мне всю игру слов, – бушевала она после разговора с редактором. – С каких это пор мы живем в Лондо́не?» – Она так выразительно выплюнула последнее слово, что сомнений в том, какими «лондо́нами» она считает издателей, не возникало. Айзек тогда хохотал до икоты.

– Я так понимаю, ты хочешь прощальный урок? – интересуется Айзек.

– Д’а. – Эгг с энтузиазмом кивает. Он поднимает с пола вторую книгу, переворачивает ее и изо всех сил старается выговорить название: – Фу-фу-фу-фу-фу-фу.

Пока что он по большей части плюется. Айзек утирает лицо, отбирает у него книгу и, улыбаясь, зачитывает название сам. Оно всегда казалось ему немного «скороговористым».

ФРЕД СТРОИТ ФЕРМУ

МЭРИ МОРЭЙ

ИЛЛЮСТРАЦИИ АЙЗЕКА ЭДДИ

В сердце Айзека особенное место занимала книга «Это не собака», а вот Мэри больше всего гордилась «Фредом» – историей о живущем в тесном городском доме мальчишке, который решил поселить в садовый сарай самых разных животных. В этом была вся Мэри. По-прежнему улыбаясь, Айзек открывает книгу на первой странице. Он, скрестив ноги, усаживается на пол и начинает читать.

РОДИТЕЛЯМ НЕТ

НИ МИНУТЫ ПОКОЯ:

ФРЕД ДЕНЬГИ СТАЩИЛ,

ЧТОБЫ ФЕРМУ ПОСТРОИТЬ.

Эгг тоже устраивается на полу напротив него, похожий не столько на ждущего сказку ребенка, сколько на кресло-мешок, на котором этот ребенок мог бы сидеть. Его пухлые губы, как обычно, кривятся, но слушает он совершенно зачарованно. Айзек переворачивает страницу, не обращая внимания на нарисованного им самим мальчика с грязными коленками, и продолжает читать.

ЦЫПЛЯТ ПРИКУПИЛ,

ПАРУ-ТРОЙКУ СВИНЕЙ.

ЗАБОР ОН СЛЕПИЛ

ИЗ ЗЕМЛИ И ВЕТВЕЙ.

Айзек отрывает взгляд от книги, смотрит в окно и вздыхает. Эгг тем временем усердно вытягивает вперед свои сморщенные губы, очевидно, пытаясь что-то сказать.

– Что такое? – опережает его Айзек.

– Асоб эдо?

– О чем это? – Айзек на мгновение задумывается. – О доме, наверное. О семье.

– А, – кивает Эгг. – Уаууу.

Айзек изучающе смотрит на Эгга. Он приоткрывает рот, книга в его руках едва не захлопывается. Его посещает внезапная догадка.

– «Уаууу» значит «семья»? – спрашивает он. – Или «дом»?

– Д’а.

– Так «дом» или «семья»?

– И бо и дубои.

– И то, и другое?

– Д’а.

С минуту Айзек молча буравит Эгга взглядом. Эгг таращится на него в ответ. В его круглых глазах плещутся несметные галактики. Кажется, будто он смотрит прямо в душу. Ощущение волнительное и в то же время успокаивающее. Айзек чувствует умиротворение. На мгновение он даже забывает, что еще до заката их пути разойдутся. Потом вспоминает. Вздрагивает. Возвращается к чтению. Больше Эгг его не прерывает. Айзек старается читать как можно медленнее, но все равно доходит до последней страницы. К горлу подступает комок.

И МАМА СКАЗАЛА:

– ИДИ-КА В КРОВАТЬ.

ВЕДЬ НЕ О ЧЕМ БЫЛО

ЕМУ ГОРЕВАТЬ.

И ФЕРМУ, И КУР,

И ВСЕХ ПРОЧИХ ЗВЕРЕЙ

ОН ВЫДУМАЛ САМ —

ТАК КУДА ВЕСЕЛЕЙ.

Эгг не выказывает никакой эмоциональной реакции. Едва дослушав, он проносится мимо Айзека, вылетает на лестничную площадку и начинает спускаться по лестнице. Судя по его беспрерывным воплям:

– Басол! Басол! Басол! – он явно настроен на завтрак.

Качая головой, Айзек поднимается на ноги. Колени разгибаются чуть ли не со скрипом. Он возвращает книгу на ее законное место – на книжную полку Мэри. Прежде чем уйти, он невольно бросает взгляд на желтую тетрадь. Она так и лежит нетронутая на краю стола, где Мэри ее оставила. Вот он – ее последний замысел. Книга, которая никогда не будет написана. Он подумывает заглянуть в тетрадь, но и так знает, что скрывается под обложкой. Тайны записной книжки пытаются всплыть на поверхность его сознания, но за это время Айзек поднаторел в искусстве самообмана. Подавлять воспоминания – все равно что дубасить молотком по кротам из игрального автомата. Он отбрасывает навязчивые мысли, выходит из кабинета и спускается вслед за Эггом.

Оригинальностью их завтрак не отличается – сидя на диване, они уплетают все те же тосты с фасолью. Айзек пока не смог пересилить себя и полностью открыть окно в гостиной, ограничившись легким поворотом пластин жалюзи. Самым юрким солнечным лучам большего и не надо. Погода явно располагает к прогулкам, но Айзек твердо решил на прощание показать Эггу еще один фильм. Правда, он не называет грядущее прощанием – боится удариться в панику при мысли о скором расставании. Он молча включает телевизор и запускает киноленту. Вообще-то, фильм рождественский, но Айзек уверен, что Эгг не будет против, раз уж не хочет оставаться до Рождества. Губы Айзека начинают дрожать. Он делает погромче. «Эта замечательная жизнь». Его любимый фильм. На экране появляется заметенный снегом Бедфорд-Фоллс. Множество голосов молится за одну-единственную душу – за дорогого им человека, решившего покончить жизнь самоубийством. В зимней ночи вырисовывается силуэт мужчины, стоящего на краю моста.

– Эд-ды! – восклицает Эгг,