пока он не избавится от привычки спать в обнимку с жестяной коробкой из-под печенья. И что он не сможет Вернуться к рисованию, пока его рука дрожит из-за наложенных швов. В последние несколько недель он стал чаще ускользать из дома, счета по кредитным картам по-прежнему пытаются забаррикадировать входную дверь. Эгг знает, как далеко Айзеку до исцеления. И знает, как сильно Айзек хочет, чтобы Эгг остался с ним.

«Почему так скоро?» – спросил его Айзек.

Ответ крылся в разговоре Айзека с сестрой, который Эгг слышал, сидя в шкафу.

«Хватит притворяться, будто реального мира не существует, Айзек».

Эгг – из другого мира. Такие, как он, появляются и исчезают, когда им заблагорассудится. Но Эгг осознал кое-что важное: чтобы снова стать человеком, Айзеку нужны другие люди, он должен проводить время с ними, а не с Эггом. Оставшись, Эгг только навредит. Айзек любит цитату из «Этой замечательной жизни», а вот в памяти Эгга отпечаталась фраза из «Мэри Поппинс» – фильма, который он посмотрел в одну из первых недель пребывания на диване своего единственного земного друга. «Останусь, пока ветер не переменится». Эгг должен поступить так же. Но только после того, как исполнит задуманное.

– Ну, вот мы и разобрались со всеми делами, – удовлетворенно замечает Айзек.

– Д’оу, – решительно возражает Эгг, раздувая ноздри и постукивая пальцем по самой последней строчке – по делу, которое так и осталось невычеркнутым.

Разобрать верхний этаж

Эгг поднимает глаза на Айзека, который, едва скользнув взглядом по последнему пункту, теряет весь боевой настрой. Складывается ощущение, что прятавшая его истинное лицо жизнерадостная маска держалась на одном хлипком стежке – и он только что лопнул. Улыбка мгновенно соскальзывает с его губ. Он кажется осунувшимся и уставшим. Тревожные морщинки расползаются по лицу, точно трещинки по фарфору. Взгляд мутнеет. Но маска липнет обратно столь же быстро, сколь слетает. Черты его лица разглаживаются, словно кто-то подцепил их лебедкой. Снова безмятежный, Айзек вырывает список из рук Эгга.

– Мы разобрались со всеми делами! – пугающе радостно повторяет он.

Одной рукой он небрежно ставит Эгга на пол, другой сминает список и выбрасывает его в мусорку. Прежде чем Эгг успевает возразить, Айзек возвращается в гостиную, опускается на диван и включает следующий фильм. Досмотреть «Бойцовский клуб» совесть ему все же не позволяет. Он выключает фильм на середине и одаривает Эгга мрачным торжественным взглядом. Уж не собирается ли он наконец посвятить его в тайну своих периодических исчезновений и запертых дверей?

Еще чего, разбежался.

– Знаешь, который час?

Не знает. Он не говорил Айзеку, во сколько планирует выдвигаться. Выпятив нижнюю губу, Эгг мотает головой.

– Время последних тостов, – объявляет Айзек. – Прощальных.

Глаза Эгга загораются. Он распробовал пиво, которым Айзек угостил его вчера вечером, так что у него тут же начинают течь слюнки. Он с предвкушением причмокивает губами.

– Я имею в виду тосты с фасолью, – поясняет Айзек. – Наши традиционные.

Эгг перестает облизываться и старается скрыть свое разочарование, хотя не может отрицать, что такие тосты его прельщают немногим меньше. Поэтому он кивает и снова следует за Айзеком на кухню. Айзек принимается за готовку, беззаботно болтая с Эггом о том о сем: не хочет ли Эгг взять с собой в дорогу немного фасоли, не замерзнет ли он без одеяла. Кажется, Айзек отчаянно пытается что-то скрыть. Не только те вещи, которые скрывает обычно, – что-то еще. Тревогу. Печаль. Он напуган надвигающимся прощанием и с каждой минутой все больше поджимает губы. Эгг уже собирается сказать, что может ненадолго задержаться, но в этот момент Айзек ставит на стол две тарелки с тостами и тут же принимается за свою порцию. Эгг откусывает немного и выглядывает в окно. Солнце клонится к горизонту, окрашивая небо в желтовато-белый, лишенный всякой теплоты, такой непристалый закату оттенок. Над растрепанными кронами садовых деревьев проступает бледный призрак луны. Тут и там небо прорезают первые вечерние звезды. Где-то за ними его ждет семья. Дом. Эгг поворачивается к Айзеку и понимает, что все это время он не сводил с него глаз. Рука с тостом зависла в воздухе у самого его рта, бобы один за другим соскальзывают на тарелку. На краткий миг на лице Айзека застывает выражение отчаянной тоски. Он напоминает угодившего в ловушку зверя. Кажется, он хочет что-то сказать, но не решается, будто сам держит себя на мушке. Он умоляюще смотрит на Эгга.

«Мне нужно кое-что тебе рассказать, – написано в его глазах. – Я должен открыть правду».

Лежащий на столе телефон Айзека начинает вибрировать, и его лицо снова превращается в маску. Момент упущен.

Айзек смотрит на телефон. Желтые брови Эгга сползаются к переносице, у Айзека начинает подергиваться глаз. На экране снова высвечивается незнакомое женское имя.

– Нужно ответить, – вздыхает он.

Айзек уже собирается выйти из комнаты, но Эгг начинает протестующе размахивать руками. Вот он – шанс. Но Айзеку об этом знать не за чем. Сейчас или никогда. Эгг спрыгивает со стула, хватает плоские тарелки, проносит их высоко над головой и кладет в раковину. После этого он вразвалку направляется в гостиную. Айзек провожает его взглядом. Он явно не хочет начинать разговор, пока Эгг не уйдет, – поэтому Эгг демонстративно закрывает за собой дверь. Только тогда Айзек отвечает на звонок. Из-за разделившей их деревянной двери и принявшегося за настройку саксофониста Эгг слышит лишь обрывки фраз, которые Айзек адресует неизвестному абоненту.

лучше

срочно?

это в порядке?

непросто?

нет, задолбало

ждать

послушать!

Айзек говорит немного, но с каждым словом его голос звучит все более и более напряженно. Эгг перестает вслушиваться. Теперь его заботит только взывающий к нему с противоположного конца комнаты правый ящик тумбы под телевизором. Он прокрадывается по ковру и обходит журнальный столик. Опасливо оглянувшись на закрытую кухню, он тянет свои извивающиеся руки к заветному ящику и открывает его. По небу распластывается грузное облако, пожирая остатки света, сочившегося сквозь полузакрытые жалюзи. За дверью повисает пауза: наверное, Айзек, стиснув зубы, выслушивает очередной ответ. Даже саксофонист прерывает свой концерт. Кажется, что комната – нет, весь дом – замирает. Рука Эгга выныривает из ящика со связкой ключей. Облако сползает с закатного солнца. Саксофонист снова принимается играть. А Айзек продолжает повышать голос на неизвестного собеседника.

– Я не понимаю. – Он срывается на крик. – А зачем тогда было заверять меня, будто все налаживается? Зачем обещать, что все будет хорошо?

В коридоре Эгг слышит Айзека куда лучше. Кажется, он взбешен. Его стул с грохотом отодвигается от