— Ты говорил, только один…

Вик покачал головой, и косички его тревожно зазвенели.

— Обстоятельства изменились. Теперь у нас другая цель.

Взгляд юноши скользнул по Тео и Санде, переметнулся к Шныряле — девушка, отряхиваясь, тоже семенила к ним. Вик посветил на Тео и Санду факелом.

— Вот мой спутник, о котором я говорил. И его двое друзей.

— Меня кличут Герман, — звонко произнес юноша.

— Это Дакиэна…

— Шныряла!

Вик пропустил ее слова мимо ушей:

— Санда Стан и Теодор Ливиану.

Взгляд Германа был ясный и светлый, блестящие в свете факела глаза казались огромными, как у зайца. Надо лбом торчал вихор — волосы непослушные, буйные, порядком отросли, — и кое-где Тео приметил блеск колечек, вплетенных в косицы — такие же, как у Вика. Сам юноша был хоть и невысокий, но очень бойкий и юркий, явно не нежитель.

Глаза Германа задержались на шраме Тео, и от этого пристального взгляда ему стало неуютно. Он нахмурился в ответ и посмотрел на парня в упор — и знал в этот момент, что его взгляд не сулит ничего хорошего. Но Герман тут же взял себя в руки и ответил прямым взглядом, чистым и смелым.

Внутри этого мальца был стержень.

В стороне послышался цокот копыт, и юноша встрепенулся. С запада через кладбище шагал еще один Охотник, ведя за луку двух лошадей. Когда он приблизился и откинул капюшон, Тео с удивлением увидел, что это не Охотник, а… Охотница.

Девушка окинула друзей холодным взглядом, словно плеснула водой в лица — такие пронзительные были у нее глаза. Они с Виком поздоровались, и незнакомка остановилась подле Германа. По плечам девушки струились длинные рыжие волосы, также заплетенные в косицы. Чем-то они со Шнырялой были схожи, но все-таки различались. Эта была красива: от точеного лица будто веяло прохладой, из-под тяжелых синеватых век смотрели молчаливые голубые глаза, взрослые и понимающие. И во всей ее внешности чувствовалось что-то зрелое: будто прожила она гораздо больше лет, чем ей было. Впрочем, стоило только заметить выбивающийся из-под плаща рыжий мех, как все становилось ясным.

Девушка была нежительницей. Перекидыш-лиса.

— Кажется, у нас не хватает лошадей, — обратился к ней Герман. — Поедешь со мной?

Девушка приподняла бровь и кивнула:

— Ладно. Но почему вас так много? Ты говорил, только один молодой господин.

— Сейчас объясню, — ответил Вик.

Вскоре возвратились Охотники. Всего их собралось шестеро, в основном взрослые люди. Все мужчины, кроме Иляны. И — совпадение или нет? — трое живых и трое нежителей. Тео начал догадываться…

Змеевик пустился в объяснения, утаив главную причину их путешествия.

Еще когда друзья поднимались по ступеням из гробницы игрока, они заспорили. Продолжать поиски или нет? Следующая могила находилась в Сигишоаре — южнее Китилы. Они могли добраться туда с Охотниками, но Шныряла ни в какую не хотела продолжать поиски Алтаря. И Тео ее отчасти понимал. Но все же…

Охотники глядели на них тяжелыми, хмурыми взглядами. По истрепанным одеждам и сапогам, облепленным грязью, Тео стало ясно: это скитальцы. На горделивых, но затаивших печаль лицах кое-где белели шрамы. Глаза смотрели прямо и ясно, что у живых, что у нежителей. Лишь Иляна и Герман выделялись юностью — и все же даже в этих двоих, ровесниках Тео, было что-то таинственное. Лица их вызывали те же чувства, что Тео испытал, слушая пение далекого тревожного рога.

— Сколько вам лет? — спросил один из мужчин — могучий и высокий, он казался настоящим богатырем. Волосы его были заплетены в косы и густо усыпаны кольцами, а через плечо висел на ремне огромный рог.

— Шестнадцать. — Тео поднял лицо.

«Черт возьми, я такой же, как этот Герман! Почему такие взгляды?!»

— За нами могут увязаться стригои, — покачал головой громила-Охотник, — вернее, точно увяжутся. А с тобой две беззащитные девушки.

— Чего?

Шныряла выхватила ножи и оскалилась так, что даже Тео попятился, а лица Охотников вытянулись.

— Кого ты назвал беззащитной?! Это оскорбление! Возьми свои слова обратно!

Шныряла гордо шагнула вперед, совсем не боясь могучего мужчины.

— Ну, хочешь померяться силами? Давай, слезай со своего коня, толстяк!

Вик округлил глаза, но верзила с рогом лишь запрокинул голову и рассмеялся, и смех тот, низкий и ясный, словно хранил отзвук пения рога. Было в нем что-то горное и весеннее, чистое, отчего на душе становится светлее. Шныряла зло зарычала, видимо, решив, что он хохочет над ее вызовом.

— Что ж, я принимаю твое предложение. Когда закончим ночной переход — можем померяться силами. Мы, Охотники, никогда не запрещали женщинам вступать в наши ряды, и так продолжается с давних времен до сих пор. — Богатырь указал на Иляну.

Шныряла удовлетворенно кивнула и спрятала ножи. А Охотник улыбнулся Вику:

— Извини, что сомневался, — конечно, спутники самого Змеевика не могут быть беззащитны.

— Извини, Харман, у нас нет выбора. За нами и так хвост. Этот нелюдимец сегодня…

— Их было двое, — поправил Харман. — Мы разобрались со вторым.

Он указал на спутника — нежитель-перекидыш в серой волчьей шкуре зажимал рану на предплечье.

— Так, и почему за вами хвост?

Вик пустился в объяснения о связи Йонвы с игроками Макабра.

— Стало быть, вы — те, кто может отыскать этого белого вожака нелюдимцев?

— Именно так.

— Это все меняет, — нахмурился Охотник. — Тогда наша главнейшая задача — найти Белого Слепца. Он созывает нелюдимцев, а те не собирались в стаю уже очень долго. Если это не остановить…

Лицо Хармана помрачнело.

Издали послышался конский топот и ржание, и Охотники повернулись к тропинке, по которой несся наездник в черном. Он перескочил через пару могил, приподнял факел, и все увидели его холодное, злобное лицо, окропленное кровью.

Теодор вздрогнул всем телом.

Охотники ахнули, зароптали, выхватили оружие, но тут грянул крик Змеевика:

— Стойте!

Охотники окружили новоприбывшего, выставив мечи и револьверы, в руке Вангели также сверкнул ствол.

— Стойте, я сказал!

— Что за черт…

— Это же сам…

— Проклятье, какого лешего? Не шевелись! Я знаю, кто ты!

Холодный свинцовый голос проговорил:

— А я знаю, кто вы. И что с того?

Мэр Александру Вангели поднял факел выше, освещая толпу, — пламя выхватывало лица из темноты, и мужчина осматривал каждое, а пристальнее всего — лица нежителей. На какой-то миг его губы искривились, и в глазах угрожающе вспыхнули огоньки.