и внучки стали для него предлогом, чтобы подтолкнуть на войну своего сына. Каман был против, но он стал алдаром, и Налык обманул, будто мы силой держим его сестру. Елган просто мстил за то, что ты обещал ему Танияра, а сам Танияр выбрал меня.

– Я не обещал, – голос Архама прозвучал глухо. Он прочистил горло и продолжил: – Елган сам просил. Я ответил Елгану, что пришлю брата, чтобы тот поглядел на невесту. Я сказал, как Танияр решит, так и будет.

– Елган считал иначе, – усмехнулась я. – Для него свадьба Танияра и Саулык была делом решенным. На нашей свадьбе Танияр поклялся Белому Духу, что я стану его единственной женой. – Деверь порывисто обернулся ко мне, но ничего не сказал, даже если и желал. – Священная клятва не остановила каана Песчаной косы. Он прислал послов, чтобы они сговорились с Танияром. Елган рассудил так: пусть тешится с пришлой, а чистых детей ему даст Саулык. Но получил отказ и затаил злобу. – Я улыбнулась. – Отец милостив, Танияр одержал победу. Теперь нет трех таганов, но есть единая земля – Айдыгер.

Бывший каан, вновь смотревший на руины, неожиданно улыбнулся.

– Мой брат умен. Если кто-то и мог победить, то это Танияр. – Но улыбка так же неожиданно померкла, и Архам, более не говоря ни слова, направился к дартану своей жены.

Я вновь смотрела ему вслед, покусывала губы и мучилась желанием остановить. У меня было столько вопросов, столько хотелось сказать… Но я не успела прийти к окончательному решению: позвать или отпустить с миром, потому что навстречу мужу вышла сама махари. Она остановилась перед Архамом, с улыбкой взглянула на него и накрыла его плечи ладонями. Однако быстро заметила, что они не одни, и остановила взор на мне. И в ту же минуту тепло в глазах Акмаль сменил ледяной холод.

– Зачем ты встала здесь, пришлая? – спросила меня махари.

И губы мои растянула сладкая улыбочка. Привкус яда на языке был столь велик, что я даже ощутила пощипывание.

– Да какая же я пришлая? – фальшиво изумилась я. – Мы с тобой соседи, Акмаль, а добрые соседи не спрашивают друг друга, зачем здесь встала. Они в гости зовут, сластями угощают, без отравы, разумеется. Но раз ты со мной груба и неприветлива, то я тоже с тобой дружбы водить не стану. К себе не зовешь, вот и ко мне не приходи.

Пока мы «мило» общались, Архам обошел жену и скрылся в дартане. Зато теперь махари увидела еще одного присутствовавшего здесь человека.

– Глаза б мои тебя не видели, – фыркнула она. – Ступай, куда шла, мне нет до тебя дела.

И она, вздернув подбородок, приблизилась к бальчи. Что примечательно, он никак не отреагировал на появление дочери своего хозяина. Как стоял, глядя перед собой отсутствующим взглядом, так и продолжал стоять. Зато тон Акмаль заметно поменялся. В нем даже появились чуть заискивающие нотки:

– Великий махир хочет меня видеть? Ты потому здесь?

– Нет, – только и ответил прислужник.

И я вдруг ощутила, сколь прекрасен этот день. Даже зажмурилась на мгновение, чувствуя себя сытой и довольной кошкой. После развернулась и велела:

– Бальчи, идем. Здесь живут злые, неприветливые люди, найдем более отзывчивых… соседей.

– Да, дайнани, – ответил тот и зашагал следом.

– Махир дал тебе в услужение бальчи?! – потрясенно вопросила Акмаль.

Я приостановилась и, обернувшись, с интересом посмотрела на своего сопровождающего. Выходит, не просто прислужник? Затем продолжила путь, уже не обращая внимания на махари, сжавшую кулаки в бессильной злости. Из этого я сделала вывод, что связываться с бальчи она не станет, даже если и очень захочется оскорбить меня или, ну, допустим, вцепиться в волосы.

– Хм…

Я снова поглядела на свою молчаливую тень. По сути, опасаться нападений в Даасе мне не стоит. Из врагов у меня тут только две гарпии: Селек и ее невестка, кстати достойная свекрови. Они могли бы обняться и выплакать друг у друга на груди ядовитые слезы, может, и разъело бы… Впрочем, оставим пустые мечты. Союзницами они не станут, даже воюя против меня. Обе слишком самоуверенны и честолюбивы для этого. К тому же им есть кого делить – Архама, а значит, их вражда только возрастет.

И мне вдруг до зубовного скрежета захотелось увидеть лицо своего деверя, когда ему навстречу вышла Акмаль. Улыбнулся ли он ей? Я не заметила, чтобы бывший каан обнял свою жену, да и задерживаться не стал. Просто обошел махари и скрылся за дверью дартана. И вчера он не стоял подле матери, вышел, только когда она захрипела.

– Что же у них там происходит?.. – в задумчивости шепнула я. – Ах, кабы знать…

Однако уже спустя минуту я вновь думала о своем прислужнике. Кто такие бальчи? Личные слуги махира – это понятно. Но отчего Акмаль говорила с моим бальчи столь странно? Перед Рахоном она не заискивала, хоть он и пятый подручный, а вот перед слугой разве что спины не согнула. И его равнодушие. Не склонил головы перед дочерью Алтааха, даже не приветствовал. Любопытно…

– Бальчи, – приостановившись, позвала я. И когда он поравнялся со мной, спросила: – Почему ты не приветствовал махари? Не испытываешь к ней почтения?

– Бальчи почитает только великого махира, – ответил прислужник.

– Кто такие бальчи? В чем ваша особенность?

– Мы тени великого махира. Бальчи живут, чтобы служить ему.

– А если более развернуто?.. Я хотела сказать, расскажи подробней о своей службе.

– Мне нечего добавить, – ответил прислужник, и я фыркнула, испытав раздражение.

Однако сразу же и успокоилась. Ну, хорошо. Не хочет говорить, узнаю у кого-нибудь другого. Даас большой, языков много, найду кого разговорить. И с этой мыслью мы спустились на астон-ката. Я с интересом повертела головой, пытаясь отыскать Рахона как пока единственного хорошо знакомого мне илгизита, но потерпела неудачу – астон был тих и безлюден. Чем бы ни занимались приближенные к махиру подручные, но делали они это скрытно от чужих глаз. И я махнула рукой. Обойдусь и без Рахона.

На аста-ката течение жизни было более приметно. Оглядевшись, я сразу же направилась к архиву. Как и вчера, двери были открыты, и передо мной внутрь вошел один из подручных. Был это мужчина, вряд ли старше меня. Этот илгизит выглядел унылым. Но это никак не относилось к настроению, я говорю о наружности. И внешние уголки глаз, и уголки губ были скорбно опущены вниз. Да и взгляд казался пустым, словно всё мирское и суетное было этому человеку безразлично. Плечи ссутулены, руки безвольно свесились вдоль тела, будто на плечах его лежал груз