И мы вновь замолчали. Я и вправду начала успокаиваться. Еще какое-то время прерывисто вздыхала, хлюпала носом, но наконец стерла слезы и заглянула в бездонные синие глаза, глядевшие сейчас пытливо и строго. Привстав на цыпочки, я потянулась к супругу. И он, накрыв мой затылок ладонью, подался навстречу и завладел моими губами.

Я целовала его в ответ и чувствовала, как с пролитыми слезами уходит скопившаяся тяжесть. Танияр был здесь, рядом. Пусть не во плоти, но все-таки я могла касаться его, ощущать тепло его рук и нежность поцелуя, и от этого на душе становилось легко и радостно. Будто вместе с рыданиями пришло очищение. И как только дайн отстранился, я рассмеялась. Теперь он выглядел озадаченным.

– Что с тобой? – спросил Танияр.

– Всё хорошо, жизнь моя, – ответила я с улыбкой. – Это всего лишь слабость. Ты сам говорил, что я человек и имею право быть слабой. Но теперь я чувствую себя намного лучше.

Из глаз моего супруга подозрительность всё еще не исчезла.

– Расскажи мне, – сказал он, и я поняла, что хочет узнать дайн.

– Мама передавала тебе про шерон? – прежде чем начать рассказ, спросила я.

– Говорила, – кивнул Танияр.

Я испытала облегчение. Шаманка продолжала слышать меня даже в землях илгизитов.

– И что ты об этом скажешь? – спросила я.

– Я просил рассказать мне, – напомнил супруг.

– Но шерон важней…

– Ты важна. Говори.

– О, – я закатила глаза, вовсе не согласная с приоритетами, но Танияр, покачав перед моим носом пальцем, поцокал языком. Я сдалась. – Ну, хорошо. Половину дороги я ехала верхом на Рахоне. Он тащил меня на спине…

– Почему?

– У меня устали ноги, – ответила я. – В первый раз у меня совсем не осталось сил идти, и он сам подставил спину. А потом я просто его использовала, чтобы не идти своими ногами. Потом мы плыли на лодке до дома йарга, переночевали у него, а утром нам дали салгаров, и до Дааса мы уже ехали. А в Даасе сразу встретилась с великим махиром.

Едва расслабившись, Танияр опять подобрался, и я улыбнулась:

– Мы прощупывали друг друга. Выглядит он молодо, хотя возрастом на восьмом десятке. Он коварен, я буду очень осторожна в разговорах с ним, а они еще будут. Пока он не говорил, зачем меня привели, но я это поняла сама. Им нужен мой мир, и махир хочет использовать меня, чтобы попасть туда. Для этого ему нужна моя память и я сама как проводник.

Дайн на миг поджал губы. Между его бровей залегла складка, и я с нежностью провела по ней кончиком пальца.

– Зачем ему твой мир?

– Как сказал Рахон, им нужны новые знания. Знания ведут к усилению, милый, – сказала я, продолжая любоваться дорогими мне чертами. – Ты сам это знаешь. Потому я и хочу говорить об оружии илгизитов, об их войске и возможностях…

– Я про всё это уже слышал от твоей матери, – ответил Танияр. – Сейчас я хочу слушать о тебе.

Усмехнувшись, я сдалась и вернулась к тому, что интересовало моего мужа. Вскоре он уже знал про то, как обо мне позаботились. Он кивнул, дослушав, кажется, все-таки успокоенный моим рассказом.

– Мне думается, что какое-то время махир не станет меня звать, – сказала я. – Сейчас мне дадут время привыкнуть и познакомиться с Даасом. Ему нужно мое доверие, потому покажет, что здесь у меня врагов нет. Я уверена, что мне ничего не грозит, пока он не поймет, что его надежды не оправдаются. Но до той поры я желанный и дорогой гость, к которому не может подойти каждый, кто захочет. Никто не причинит мне вреда, и сегодня я видела тому живой пример. Селек…

– Селек?

– Да, она попалась мне на пути к махиру. Шипела на меня, оскорбляла, но Рахон едва не удавил ее, даже не сдвинувшись для этого с места. Потом вышел Архам, – я на миг замолчала, ожидая реакцию Танияра, но ее не последовало, будто это имя ему и вовсе не было знакомо. – Архам вышел ей на помощь. Мне не сказал ни слова, обнял мать и отвернулся. Он живет в дартане Акмаль. Они сегодня встретились, но я не знаю, как прошло их свидание после разлуки. В любом случае ему сейчас не позавидуешь. Твой брат оказался между молотом и наковальней. Махари ненавидит свекровь. Селек ставит себя выше всех за счет сына. Думаю, она и сейчас посчитает, что ничего не изменилось. Жена слушается мужа, а он свою мать. Не удивлюсь, если решит, будто махир у нее в руках через дочь. И снова ошибется…

– Я не хочу слушать о чужих мне людях, – ответил дайн. – Пусть сожрут друг друга, мне нет дела до илгизитов. – И он вернулся к прежней теме: – Так к тебе никого не подпускают?

– Ко мне не могут войти те, кого я не хочу видеть. И приблизиться тоже. – Я усмехнулась и едко произнесла: – Алтаах оказал мне великую честь – приставил своего прислужника. Он предан махиру до печенок, и слух его тонок. Он будет находиться при мне неотлучно. Сейчас я выставила его, и он спит под дверью моего дома. И по Даасу я могу ходить свободно, но спускаться ниже уровня, где живут ученики, запрещено. Однако я найду путь в Айдыгер, – я взяла супруга за руку и прижала его ладонь к своей щеке. – Не знаю пока, как это сделать. Эта гора неприступна, и выйти из нее живой я смогу, лишь обладая силой Илгиза. Однако я уповаю на Создателя. Он не оставил меня своей заботой, и я верю, что вернет обратно, как только исполню его волю.

Танияр накрыл вторую мою щеку другой ладонью и склонился к лицу.

– Без тебя пусто в доме, – сказал он едва слышно. – Пусто и тоскливо. Мне темно без тебя, Ашити. Вот уже несколько дней я блуждаю в сумраке и не могу найти в себе покоя. Порой мне кажется, что день равняется году и тебя нет со мной уже несколько лет. И тем сильней разгорается мой гнев. Я горю в огне, Ашити, но сгорят в нем наши враги. Я помогу тебе, свет моей души.

– Как? – прошептала я, блуждая взглядом по его лицу.

– Я сделаю так, что им будет не до тебя, – ответил Танияр. – Делай, что задумала, а я позабочусь об илгизитах.

– Что ты хочешь сделать? – чуть отстранившись, заинтересованно спросила я.

– Лишить их покоя, – сказал дайн и снова завладел моими губами.

А когда наши уста