никогда не думала, что могу так сильно его любить!». Добравшись до места 19 сентября, она обнаружила, что доктора уже поставили на Франциске крест. Маргарита с ними не согласилась. Один из посланников Луизы Савойской в Мадриде описывал, как она «просила всех придворных короля и ее собственную свиту молиться Господу о его здоровье. Они все причастились и потом отстояли мессу в спальне короля… После мессы миледи герцогиня подала королю просвирку, чтобы он мог причаститься…».

Франциску удалось проглотить освященный кусочек, а Маргарита доела остальное. С этого времени лихорадка Франциска пошла на спад. (Вероятно, прорвался нарыв на голове.) Маргарита отправила гонца с приказом гнать лошадь, пока она не падет под ним, к матери, от которой до того времени скрывали болезнь Франциска. Луиза же написала Маргарите о своем «воскрешении»: мысль об опасности для жизни Франциска бросила ее в «страдания и смерть».

Усердный уход Маргариты (или ее молитвы), возможно, вернули Франциска к жизни, но ее переговоры о мире с императором в Толедо, ее дипломатические усилия были менее успешны. Карла V предупредили, что не следует принимать Маргариту лично: «Вы молоды, а она вдова и приходит… чтобы видеть и быть на виду». Карл предписал, что они двое встретятся «наедине в зале, а одна из моих фрейлин будет охранять дверь». Маргарита нашла императора «довольно холодным»; он оттолкнул ее, сказав, что ему придется проконсультироваться со своим советом. Дело пошло лучше с сестрой императора Элеонорой, она была одной из девочек, которых растила Маргарита Австрийская. Теперь овдовевшая королева Португалии вернулась жить при дворе своего брата. Дамы проговорили до глубокой ночи, но когда в последующие дни Маргарита попыталась использовать Элеонору в качестве канала связи, ничего не получилось: «они держат ее на коротком поводке».

Ни одно из предложений, которые Маргарита смогла сделать Карлу V, не оказалось приемлемым. Переговоры приостановили, и Маргарита проводила дни, посещая женские монастыри, чтобы помолиться и получить утешение. Следующая попытка переговоров, почти через месяц, снова провалилась. Камнем преткновения всегда становилось нежелание Франции возвращать Бургундию, а Карл ясно дал понять, что не намеревается освобождать Франциска только за деньги. В начале декабря, когда срок перемирия почти истек, Маргарите пришлось уезжать во Францию без обещания освободить брата. Она практически с истеричной частотой посылала по несколько писем в день, чтобы удостовериться, что брат не хочет ее возврата к переговорам [см. Комментарий к источникам].

Она очень расстроилась, потерпев поражение в этой самой главной миссии своей жизни. Маргарита написала Монморанси, что «чем дальше я еду, тем печальнее становлюсь, понимая, что я не подхожу для помощи тому, кто заслуживает помощи». Сама поездка была утомительной, строгие условия выданной ей охранной грамоты подразумевали, что «каждый день в течение месяца я садилась в седло в шесть часов утра и добиралась до цели уже ночью».

Именно Луиза Савойская приняла решение, что даже Бургундию (вместе с притязаниями Франциска на итальянские земли и другие приграничные территории) стоит отдать, чтобы освободить Франциска из начинавшего казаться вечным плена. Ранее имперский посол писал, что она – единственная, кто может проявить какую-то гибкость в этом вопросе, хотя Маргарита, отправляясь на север, тоже убеждала Франциска: «Пусть тебя не сдерживают земли и дети, потому что твое королевство нуждается в тебе». Мадридский договор, подписанный в первые недели 1526 года, предусматривал, что французский король будет немедленно освобожден, что он женится на сестре императора Элеоноре, а двое его старших сыновей, шести и восьми лет, отправятся к Карлу V в качестве заложников.

При встрече со своей будущей невестой Элеонорой Франциск вел себя во всех отношениях любезно, но он уже сделал тайное заявление, дезавуирующее все данные под давлением обещания. Он не собирался выполнять условия договора. Тем не менее 17 марта после скрупулезных переговоров две лодки направились друг к другу от берегов пограничной реки Бидасоа. На стоящей на якоре посередине реки барке лодки поменялись пассажирами: Франциск отправился в Байонну, где его ждали мать, сестра и министры, а два его маленьких сына – в Испанию, занять место своего отца в плену.

События в Европе неизбежно оказывали влияние на Англию и двух женщин, близких к Генриху VIII. Первой это ощутила Екатерина Арагонская. Сначала Генрих отреагировал на известия из Павии в начале 1525 года, конечно, радостно. Победа его союзника, по мнению Генриха, сулила исполнение его давней мечты – возрождения английской власти во Франции. Столь же счастливая Екатерина Арагонская написала племяннику о своей «великой радости и удовольствии», напоминая Карлу V, что ее супруг был, как она выразилась, его «постоянным и верным союзником», и убеждая, что «от продолжения такой дружбы и союзничества можно ожидать наилучших результатов». Однако ликование оказалось преждевременным.

Вместо этого вскоре выяснилось, что передел власти в Европе (с господством Габсбурга Карла над униженной Францией) означает, что Генрих лишился своей ценной, шаткой позиции хранителя баланса сил. Карл больше не нуждался в нем (более того, знал, что Генрих не пожертвовал ни солдат, ни денег на ту победу, от которой надеялся получить столько выгод). Летом того года Карл потребовал, чтобы Генрих либо отправил свою девятилетнюю дочь Марию в Испанию, где она познакомится с обычаями страны в порядке подготовки к свадьбе, либо освободил его от обязательств по контракту. Возраст Марии составлял часть проблемы, как подробно объяснил Карл. Не только он в свои 25 лет хотел стал отцом семейства, но и взрослая невеста являлась (учитывая склонность Габсбургов к регентам женского пола) наилучшим решением важной проблемы: кто станет регентом, чтобы править Испанией, пока он будет находиться в Италии?

17

«Искренняя, верная возлюбленная и подруга»

Англия, 1525–1527 гг.

Карл V теперь стремился жениться на своей кузине с хорошим приданым – двадцатиоднолетней Изабелле Португальской. «Если этот брак состоится, я смогу оставить правление здесь в руках принцессы», – писал он брату Фердинанду. Генриху Карл пояснил: «Мои подданные настойчиво просят меня жениться на принцессе, которая сможет занять мое место и править в мое отсутствие». Его свадьба с Изабеллой состоялась в марте следующего, 1526 года.

Генрих VIII, разумеется, никогда не собирался признавать силу этих аргументов. Его разочарование в альянсе с Габсбургами, которых представляла Екатерина, может объяснить последующие события. Если Мария уже не выйдет замуж за Карла, тогда будущее Англии больше не может оставаться в руках несостоявшегося зятя. В июне Генрих пожаловал своему внебрачному сыну (от Элизабет Блаунт) титул герцога Ричмондского; этот титул имел особое значение для династии Тюдоров, поскольку его носил молодой Генрих VII. Теперь также к формально назначенному генерал-лейтенантом Севера мальчику впредь в официальных документах следовало обращаться как к «благородному принцу Генри».

Екатерина Арагонская ясно