выразила свое отношение к происходящему; при подстрекательстве, как доложил венецианский посол, трех своих испанских фрейлин. В итоге она лишь спровоцировала короля удалить их от двора: «крутая мера», признал венецианец, «но королева была вынуждена покориться и запастись терпением». Естественно, возникли предположения, что Генрих планирует сделать мальчика своим наследником, но о своих намерениях король не объявлял. Всего несколько недель спустя принцессу Марию отправили в Ладлоу в качестве номинального губернатора Уэльса. Ее двор был пышнее, чем у Ричмонда, и одет в ее ливрейные цвета – синий и зеленый. Отец отдал всем распоряжение относиться к девочке как к «принцессе по праву».

Управляя миниатюрным двором как маленькая королева, она должна была изучать латинский и французский языки «без утомительности и скуки», наслаждаться едой «правильной, хорошо приготовленной, украшенной и поданной с приятной, радостной и веселой беседой». Наверное, Екатерине в некотором смысле было грустно лишиться общества дочери. «Долгое отсутствие короля и тебя мучит меня», – писала Екатерина дочери, но она, конечно, и гордилась ее новым положением[40].

Неясно, думал ли уже Генрих отказаться от Екатерины Арагонской, детородный возраст которой явно подошел к концу. Однако никому и в голову не приходило, насколько ужасающий и противоречивый поворот случится в супружеской жизни короля. Тем не менее, возможно, во время летних поездок 1525 года у Генриха возник интерес к Анне Болейн.

Летом 1525 года сестра Анны Мария Болейн забеременела; от своего супруга Уильяма Кэри или от Генриха VIII, теперь сказать невозможно. В любом случае беременность сделала Марию менее привлекательной для Генриха. Одна научная школа считает, что ее семья эффективно выдвинула в качестве альтернативы Анну – как новую пешку, которую можно ввести в игру, чтобы удержать внимание короля к Говардам/Болейнам. Истинная природа брачного танца, который скоро состоится между несколькими силами (династическая необходимость, страсти Генриха VIII, воля Анны Болейн и влияние новой веры), остается одной из наиболее обсуждаемых тем в английской истории. Точные факты и хронологию событий установить зачастую невозможно. Однако два момента, наверное, стоит отметить.

Во-первых, важным контекстом стали обстоятельства и общее направление европейских событий – в частности, то, что Генрих развернулся от испанцев к французам. Существовали широко распространенные опасения по поводу господства Карла V и особенно его огромного преимущества в Италии, где в мае 1526 года обеспокоенный папа римский Климент объединился в Священную лигу с Францией, Венецией, Флоренцией и Миланом (Англия оказывала Лиге молчаливую поддержку) против императора Священной Римской империи. Во-вторых, на личном уровне, изначально погоню Генриха за Анной, его попытку сделать ее своей фавориткой (в нескольких разных смыслах), можно рассматривать в другом контексте как старую фантазию куртуазной любви[41]. Она разыгрывалась в представлениях масок и на рыцарских турнирах, игра шла в стихах и спектаклях: жестокая недосягаемая возлюбленная и страстный поклонник, который всегда должен повиноваться. Родившаяся при дворах Прованса и в Англии достигшая высшей точки во времена Алиеноры Аквитанской, она пережила позднее возрождение в XV веке под эгидой Бургундии. Построенная по образцу преданности человека Богу и службы феодального вассала своему сеньору, куртуазная любовь тем не менее могла допускать долю мужского насилия, во всяком случае, на этом позднем, более циничном этапе своего развития. Вот что лежало в основе поэзии Маргариты Австрийской и предостережениях Анны де Божё, которые она так ясно сформулировала в своей книге. Однако, к худу или к добру, именно в эту игру особенно любили играть при дворе Маргариты Австрийской. И Генрих VIII тоже увлекался всеми рыцарскими играми.

Возможно, поначалу в погоне Генриха Тюдора за Анной Болейн присутствовал элемент соревновательности. Анна, только что приехавшая с континента, представит собой поле сражения, на котором можно выступить не только против своих придворных, но и против французского короля: поле золотой парчи в единственном числе, можно сказать. (В последующие годы проблема, возможно, будет состоять именно в том, что она попробует поддерживать дух соперничества.) Так же и Франциск соперничал со своими близкими друзьями, такими как Бонниве.

В начале 1526 года Генрих начал прощупывать мнение по поводу своего брака, однако нет оснований предполагать, что это было непосредственно связано с заигрываниями, которые он, возможно, осуществлял в отношении Анны Болейн. На масленичных рыцарских поединках в феврале 1526 года Генрих выезжал под девизом «Заявляю, что не осмелюсь», который часто рассматривали как подход к Анне. Однако на последующем банкете в роли кавалера он ухаживал за Екатериной. Предполагалось, что многие королевы (в том числе мать Екатерины) терпимо относились к неверности супруга, пока он отдавал должное их положению на публике. «Вы должны быть [к вашему супругу] совершенно мягкой и покорной, чтобы не провоцировать его безумств; Господь и мир ждет от вас именно этого», – писала Анна де Божё.

Генрих VIII начал писать Анне письма, по всей видимости, в том же году, но несколько позже[42]. В первом послании король трижды описывает себя как верного слугу Анны, а ее – как «госпожу», в контролирующем скорее, чем в сексуальном смысле: далекая, недосягаемая звезда, чье сопротивление только усиливает ее желанность.

Следующее письмо Генриха повторяет ту же тему: Анна явно не соглашалась признавать своим долгом служить королю. «Хотя джентльмену не свойственно брать свою возлюбленную на место слуги, тем не менее в соответствии с вашим желанием я охотно предоставляю вам это место…» Другое послание еще откровеннее. Приведенные в нем пространные и точно обоснованные доводы еще более поразительны, поскольку в обычных обстоятельствах Генрих вообще славился нежеланием писать:

Обсуждая с самим собой содержание вашего письма, я вогнал себя в состояние полного отчаяния, не зная, как понимать вас… всем сердцем молю вас ясно подтвердить мне, что вы думаете о любви между нами двумя.

Он пишет, что «больше целого года охвачен любовью, не будучи уверен ни в безответности, ни в том, что нашел в вашем сердце место и сильную привязанность».

Это последний момент, говорит он, который не позволяет ему «назвать вас своей возлюбленной, поскольку, если ваша любовь ко мне не сильнее обычной привязанности, то это название никоим образом не имеет к вам отношения, потому что оно говорит об исключительной любви, много глубже обычной». Генрих явно начинал с попытки склонить Анну Болейн к отношениям, которые приняла бы Екатерина Арагонская и в какие с ним вступила Мария Болейн. Однако теперь, похоже, он корректировал свое предложение:

Если вы захотите занять место настоящей верной возлюбленной и друга, отдадите мне всю себя, телом и душой… Я обещаю, что вы не только получите имя, но и станете моей единственной возлюбленной, я откажусь от всех других мыслей и привязанностей, кроме вас, чтобы