Брюки у нее были из розового полотна, трусов я не нашла. Ихне было. Я знала, что раньше они были, потому что Сильвия не вышла бы без них.Она леди, а леди так не делают.

Когда все уже было прикрыто, она подняла на меня взгляд. Такоебыло в ее карих глазах, что мне захотелось отвернуться, но я себе не позволила.Если она могла перенести всю ту муку, что сейчас отразилась на ее лице, тосамое меньшее, что я могу сделать, – не отводить взгляд. Не моргнуть. Ядаже плакать перестала.

– Я не выдала стаю, – сказала она.

– Знаю, – ответила я. Мне хотелось до неедотронуться, поддержать, но я не решалась.

Она рухнула лицом вперед, всхлипывая – не плача, новсхлипывая так, будто выплакивает внутренности по кускам. Я осторожно обняла ееза плечи. Она припала ко мне, держась за меня. Наполовину она лежала у меня вруках, наполовину на коленях, и я медленно ее укачивала. Наклонившись к ее уху,я тихо выдохнула:

– Он покойник. Все они покойники.

Она медленно затихла, потом посмотрела на меня:

– Клянешься?

– Клянусь.

Она припала ко мне и тихо сказала:

– Я не стану убивать Ричарда.

– И хорошо, потому что мне не хотелось бы убивать тебя.

Она засмеялась, и смех тут же перешел в плач, но тише,спокойнее, без того отчаяния.

Я посмотрела на остальных. Мужчины, живые и мертвые, гляделина меня.

– Рафаэль идет с нами, дебаты окончены.

– Очень хорошо, – кивнул Падма.

Фернандо обернулся к нему:

– Отец, этого нельзя! Волки – ладно, но не Царь Крыс.

– Тише, Фернандо.

– Ему нельзя позволить жить, если он не покорится!

– Ты недостаточно крыса, чтобы стать для негодоминантом, Фернандо? – спросила я. – Он сильнее, чем ты можешьвообще быть, и за это ты его ненавидишь.

Фернандо шагнул ко мне. Падма и Странник удержали его, взявкаждый за плечо.

Жан-Клод встал между нами.

– Пойдем отсюда, mа petite. Ночь выдалась утомительная.

Странник медленно отступил от Фернандо. Не знаю, кому из насон меньше доверял – мне или крысенку. Потом Странник медленно отстегнул цепиРафаэля. Крысолюд все еще был в обмороке, безразличный к своей судьбе.

Я встала, Сильвия поднялась вместе со мной. Она отодвинуласьот меня, попыталась идти сама и чуть не упала. Я подхватила ее, Джейсон поймалее за вторую руку.

Фернандо захихикал.

Сильвия споткнулась, будто получила пощечину. Этот смешокрезал сильнее любых слов. Я приложила губы к ее щеке, прижала свободной рукойее лицо к своему, шепнула прямо в ухо:

– Не забудь, он покойник.

Она на миг прижалась ко мне, потом кивнула, выпрямилась ипозволила Джейсону отвести себя к лестнице.

Жан-Клод как можно бережнее поднял Рафаэля и положил егосебе на плечи. Рафаэль застонал, руки его сжались в кулаки, но глаз он неоткрыл.

Я повернулась к Страннику:

– Тебе нужно найти себе другую лошадь. Ханна идет снами.

– Да, конечно, – ответил он.

– Быстрее, Странник!

Он посмотрел надменно – такого выражения я на лице Ханны ещеникогда не видела.

– Не стоит тебе вести себя глупо, Анита, из-за одногоудачного акта магической бравады.

Я улыбнулась, зная, что улыбка эта не из приятных.

– Сегодня у меня терпение кончилось, Странник. Быстровыметайся из нее, или...

Я ткнула стволом браунинга в пах Фернандо – все стоялинастолько близко.

У Фернандо широко открылись глаза, но он и вполовину неиспугался так, как надо было бы. Я прижала ствол чуть сильнее – большинствомужчин в таком случае отступают. Он слегка ухнул, когда ствол вдавился, нонаклонился ко мне, пытаясь поцеловать.

Я засмеялась. И смеялась, пока его губы витали вблизи моих,а ствол упирался в его тело. И смех, а не ствол заставил его отодвинуться.

Ханна свалилась на колени – Странника в ней не было. Надобыло, чтобы кто-нибудь помог ей подняться. Я подумала о Вилли, и он тут жепоявился и помог Ханне встать, не глядя на меня. Я не сводила глаз с плохихпарней. Все надо делать по порядку.

– Почему ты смеешься? – спросил Фернандо.

– Потому что такие мудаки, как ты, долго неживут. – Я отодвинулась, по-прежнему направляя на него ствол. – Этотвой единственный сын? – спросила я Падму.

– Мое единственное дитя.

– Мои соболезнования, – сказала я.

Нет, я его не застрелила. Но глядя в его злобные глаза, язнала, что возможность еще представится не раз. Некоторые люди ищут смерти ототчаяния, другие бросаются ей навстречу от глупости. Если Фернандо хочетброситься, я с удовольствием его подхвачу.

Рафаэль лежал на смотровом столе, но не в больнице. Уликантропов есть импровизированный пункт «скорой помощи» в подвале здания,которое им принадлежит. Мне когда-то самой здесь обрабатывали раны. Сейчас настоле лежал спиной вверх Рафаэль под капельницами с питательными растворами ианальгетиками. На ликантропов анальгетики действуют не всегда, но надо жечто-то попробовать.

Он очнулся еще в джипе. Кричать он не стал, но вполнехватило тех сдавленных звуков, которые вырывались у него из горла на каждомухабе.

Доктор Лилиан была миниатюрной женщиной с полуседойпрической строгого делового стиля. Она тоже была крысолюдом.

– Все, что могла, я для него сделала, – сказалаона мне.

– Он поправится?

– Да. – Она кивнула. – Если пережить шок икровопотерю, то единственная опасность – инфекция. Мы подхватить инфекцию неможем.

– Аргумент за временную мохнатость, – сказала я.

Она улыбнулась и похлопала меня по плечу.

– Я знаю, что у тебя юмор – средство справиться со стрессом,но сегодня на Рафаэле его не используй. Он хочет с тобой говорить.

– А ему уже можно...

– Говорить? Вообще-то нет, но он мой царь и не позволилмне его усыплять или отключать сознание, пока он не поговорит с тобой. Язаймусь другими пациентами, пока он будет тебе говорить то, что считает стольважным.

Она хотела выйти, но я тронула ее за рукав:

– Как Сильвия?

Лилиан хотела отвести глаза, но все же не стала.

– Физически она оправится, но я – не психотерапевт.Меня не учили бороться с последствиями таких травм. Я бы хотела ее оставитьсегодня здесь, но она рвется уйти с тобой.