А что я собиралась предпринять насчет леопардов? Черт меняпобери, если я знала.

Голос Жан-Клода слышался из телефона – моего телефона, вмоем доме. Раньше он там никогда не бывал.

– Что случилось, mа petite? Судя по голосу Джейсона,что-то срочное.

Я ему рассказала насчет леопардов.

Он молчал, а мне нечего было сказать.

– Жан-Клод, говори что-нибудь!

– Ты действительно собираешься подвергнуть всех насопасности ради двоих, одного из которых ты никогда раньше не видела, а второгосама описала как ничтожество?

– Я не могу их там оставить, раз они надеются, что я импомогу.

– Ма petite, ma petite! Твое чувство noblesse oblige[4]делает тебе честь, но мы не можем их спасти. Завтра совет придетпо нашу душу, и нам, быть может, окажется не под силу спасти самих себя.

– Они приехали нас убить?

– Падма убил бы нас, если бы мог. Он самый слабый всовете и боится нас, по-моему.

– Значит, нам надо убедить Странника.

– Нет, mа petite. В совете семь членов – их всегданечетное число, чтобы при голосовании не было неопределенности. Да, Падма иСтранник будут голосовать друг против друга, это правда, уже много столетий такповелось у них. Но Иветта проголосует от имени своего владыки, Мортд'Амура.Падму она ненавидит, но меня, кажется, ненавидит больше. Кстати, Балтазар можетнастроить против нас Странника, и тогда нам конец.

– А остальные? Они кого-нибудь представляют?

– Ашер говорит от имени Белль Морт – Красивой Смерти. Япроисхожу от ее линии, и он тоже.

– Он тебя ненавидит до самых кишок, – сказалая. – Мы сильно влипли.

– Я думаю, что этих четырех выбрали весьма намеренно.Они хотят, чтобы я занял кресло в совете, и тогда за мной пятый голос.

– Если Странник будет голосовать за тебя, а Иветтаненавидит Падму больше, чем тебя...

– Ма petite, если я буду действовать как член совета справом голоса, то мне придется вернуться во Францию и занять место в совете.

– Во Францию? – переспросила я.

Он засмеялся, и даже по телефону это было как теплоеприкосновение.

– Меня пугает не расставание с нашим прекраснымгородом, ma petite. Мне не хочется принимать кресло. Если бы наш триумвиратсформировался полностью, тогда, быть может, только быть может, этого оказалосьбы достаточно, чтобы все будущие соискатели бросали вызов кому-нибудь другому.

– Ты хочешь сказать, что без четвертой метки от нашеготриумвирата нет толку?

Такое глубокое молчание на том конце, что я позвала:

– Жан-Клод!

– Я здесь, ma petite. Четвертая метка не заставит наштриумвират работать, пока Ричард не исцелится.

– От ненависти ко мне?

– Его ревность к нам обоим – это тоже проблема, но неединственная, ma petite. Отвращение к собственному зверю настолько поглотилоего, что очень ослабило. Ослабь в цепи только одно звено – и она не выдержит.

– Ты знаешь о том, что происходит в стае?

– Ричард запретил волкам рассказывать мне что бы то нибыло без его специального разрешения. Думаю, то же относится и к тебе. Это –цитирую – «не мое собачье дело».

– Удивляюсь, что ты не заставил Джейсона теберассказать.

– Ты за этот месяц Ричарда видела?

– Нет.

– А я видел. Он на грани, ma petite. Чтобы это понять,мне не нужен был рассказ Джейсона. Это все видят. Его терзания в стае будутрассматриваться как слабость. А слабость тянет оборотней к себе, как кровь...вампира. В конце концов они его вызовут.

– Двое ликои говорили мне, что думают, будто Ричард нестанет драться. Просто даст себя убить. Ты в это веришь?

– Самоубийство путем недостаточной защиты. Гм. –Он снова затих и наконец сказал: – Я об этом не подумал, иначе поделился бы стобой этой заботой, ma petite. Я не хочу вреда Ричарду.

– Ага, как же.

– Он наш третий, ma petite. В моих интересах, чтобы онбыл здоров и счастлив. Он мне нужен.

– Как и я.

Он засмеялся низким и глубоким смехом, и даже по телефону уменя щекотка пошла по телу.

– Oui, ma petite. Ричард не должен погибнуть. Но, чтобывылечиться от отчаяния, он должен смириться со своим зверем. В этом я не могуему помочь. Я пытался, но он меня не слушает и не будет. Он принимает туограниченную помощь, которая нужна, чтобы он не вторгался в твои сны или ты вего, но помимо этого он ничего от нас не хочет. Ничего, что бы он признал.

– Что ты имеешь в виду?

– Ему нужно твое нежное сострадание, ma petite, а немое.

– Нежное сострадание?

– Если бы ты могла принять его зверя, принятьполностью, это бы кое-что для него значило.

– Я не могу, Жан-Клод. Хотела бы, но не могу. Я видела,как он сожрал Маркуса. Я...

Только однажды я видела, как Ричард перекинулся. Он былранен после битвы с Маркусом, и он почти свалился, а я была под ним. И не моглавылезти, пока перетекал мех, формировались и сокращались мышцы, ломались исоединялись кости. От его силы потекла прозрачная жидкость, заливая меняобжигающей волной. Может, если бы я только смотрела, было бы по-другому. Но ябыла под ним, ощущала, как его тело выделывает такое, на что тела неспособны... это было слишком. Если бы Ричард устроил все по-другому, если бы ясмотрела на его превращение из спокойного далека, постепенно – тогда можетбыть, может быть. Но было так, как было, и этого я не могла забыть. Закрываяглаза, я все еще видела человека-волка, глотающего красные, кровавые кускиМаркуса.

Зажав в руках трубку, я прислонилась к стене. Ипокачивалась, как сегодня Джейсон в коридоре. Усилием воли я заставила себяостановиться. Я хотела забыть. Заставить себя принять Ричарда какой он есть. Ноне могла.

– Ma petite, тебе нехорошо?

– Нет, все в порядке.

Жан-Клод не стал допытываться. Он точно умнеет, по крайнеймере насчет общения со мной.

– Я не хотел причинять тебе огорчение.

– Все, что я могла, я для Ричарда сделала. – Япередала свой разговор с вервольфами.

– Ты меня удивляешь, ma petite. Я думал, ты не хочешьиметь с ликои ничего общего.

– Я не хочу, чтобы Ричард умер потому, что я разбилаему сердце.

– Если бы он погиб сейчас, ты бы винила себя?