Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Просто потому, что ему это нравится, вот и все. Потому что для него это единственный способ существования.
— Думаешь, Сандра уехала? — снова спросил Вильям тихим голосом.
— Да, мне так кажется, — вздохнул его брат.
— И что теперь?
— Не знаю, посмотрим.
До них доносились стоны Джессики в соседней комнате.
— Ей пришлось выдержать настоящую пытку. Бедная малышка! — прошептал Вильям.
— Мы ничего не можем сделать, — грубовато напомнил Рафаэль. — Во всяком случае, сейчас.
Нет, они ничего не могли сделать. Только слышать стоны, которые действовали им на нервы, как игра на расстроенной скрипке.
Неподвижность становилась нестерпимой, Вильям встал. Усталость в каждом движении… Ему было холодно, он был опустошен, измучен голодом и жаждой. У них оставалось полбутылки воды на двоих. Так что приходилось экономить.
Молодой человек размял ноги, свободную руку, мышцы шеи. Прежде чем снова упасть на свой матрас и погрузиться в безмолвное созерцание противоположной стены.
— Ты, наверное, с ума сходил, когда был в тюряге… Не знаю, как ты смог выдержать.
* * *
Он пришел перевязать ее раны.
Не говоря ни слова.
Он даже заставил ее принять болеутоляющее.
Она не сопротивлялась — в ужасе от мысли, что он может опять взяться за свое.
Что он может сотворить что-то еще более страшное.
Она вправду решила, что он сожрет ее заживо, кусочек за кусочком.
Боль немного успокоилась, но страх никуда не делся. Она никогда не поверила бы, что он способен на такие ужасы.
Все, что она видела в его глазах, превосходило всякое понимание. Вспышки жестокого наслаждения, нечто вроде варварского исступления. Что-то, чего он не контролировал.
Закончив с ее ранами, он ушел. На это понадобилось около часа.
Теперь она смела надеяться, что сегодня ночью он не вернется. Что он уже получил свою дозу.
И все же страх не отпускал ее. И когда в коридоре снова раздались шаги, кровь застыла у нее в жилах.
Она вся превратилась в страх. Ничего больше.
Но он открыл дверь не в ее комнату.
И Джессика снова смогла дышать. И надеяться, что он выплеснет всю свою ненависть на братьев.
До последней капли.
Он стоял под окном. Неподвижно, напротив своих пленников. Вильям изо всех сил старался скрыть свой страх. У Рафаэля это отлично получалось под пристальным взглядом папочки. У того появился синяк под правым глазом; яркая отметина на носу предвещала изрядную гематому. Очки держались благодаря куску скотча.
Рафаэль здорово попортил ему физиономию. И даже несмотря на неминуемые репрессии, он не жалел об этом.
Патрик все еще не вымолвил ни слова. Никаких угроз. Он просто наблюдал.
Вильям начал дергаться, ему никак не удавалось держать нервы под контролем. Он спрашивал себя, что в сумке, которую этот псих принес с собой. А еще о том, что у него в голове.
Он спрашивал себя, кто станет целью сегодня вечером, может быть, он? Он станет козлом отпущения. Но надеялся, что это будет его брат. Потому что Рафаэль был крепче, он способен вынести то, что сам Вильям вытерпеть не сможет.
Мгновение спустя он начал проклинать себя за то, что желал брату такого. Похоже, эти застенки превращали его в дикое животное.
Вдруг папочкин голос заставил его подскочить на месте:
— Я жду, Чемпион.
— Могу я узнать, чего ты ждешь? — огрызнулся грабитель с завидным спокойствием.
— Ясно чего — твоих извинений.
Рафаэль позволил себе улыбку. Ни на секунду не задумавшись о том, что гораздо мудрее было покориться.
— Долго же тебе придется ждать, скотина…
— Я не собираюсь торчать здесь всю ночь. Так что я советую тебе принести мне самые глубокие извинения. И может быть, ты избежишь моего гнева.
Улыбка Рафаэля по-прежнему выглядела издевательски.
— Я не боюсь твоего гнева. Ты жалкий трус. Если бы я не был прикован, ты бы валялся у меня в ногах. Ты считаешь себя сильным, но тебе просто повезло. Очень повезло. Но везение всегда заканчивается тем, что…
Папочка сделал пару шагов вперед, стараясь держаться на расстоянии.
— Ты не просто будешь извиняться, ты будешь меня умолять, — сказал он.
Он достал из сумки, стоящей у его ног, пару перчаток из толстой резины и надел их. Затем появилась бутылка из белого пластика.
— Ты знаешь, что в этой бутылке, сынок?
Вильям кивнул. Паническая дрожь пробежала по его юношескому лицу.
— Я бы сказал, что там кислота, — вдруг опередил его Рафаэль.
— В точку, Эйнштейн! Если точнее, серная кислота.
Папочка поставил бутыль на подоконник и вышел из комнаты. Тут Рафаэль понял, что его самые жуткие страхи сбываются.
Всего через пару минут он вернулся с Джессикой.
Она так изменилась за эти несколько дней… Страдания ожесточили ее лицо, под глазами появились круги, кожа стала серой.
Она постарела.
Папочка завел ее в комнату, остановив напротив братьев.
— Что в этой бутылке, голубка моя?
— Не знаю, мсье…
— Серная кислота. Ты знаешь, что это?
Она посмотрела на него с ужасом.
— Видимо, да! — с издевкой воскликнул мучитель.
Он с крайними предосторожностями отвинтил крышку, конечно же стараясь, чтобы брызги не попали ему на лицо.
— Раздевайся, — скомандовал он.
Джессика попятилась, обхватила руками тело.
— Не дури, Рафаэль! — захрипел Вильям.
— Это не поможет. Что бы я ни сделал, этот маньяк сначала замучит ее, потом нас. У него только на это и стоит, ты еще не понял?
Патрик, который собирался сорвать с Джессики одежду, вдруг остановился. И бросил на Рафаэля взгляд, такой же едкий, как содержимое бутыли.
Грабитель продолжал свою мысль, делая вид, что обращается к брату:
— Он импотент и извращенец. Он не может вести себя как мужчина. Скорее всего, мать его кастрировала, а папаша слинял, когда увидел, какого ублюдка он породил!
Лицо Патрика медленно окаменело. Кажется, что каждое слово пронзало его броню, словно копье.
— Это вор и убийца! — добавил Рафаэль, сплюнув на пол. — Мерзкий выродок, брат… человеческое отребье! Он способен лишь мучить девочку да лупить свою жену. Впрочем, она ему даже не жена! Потому что ни одна девчонка ни разу в жизни на него не взглянула, так что ему пришлось кинуться на собственную племянницу… Неудивительно, с такой гнусной харей! На его месте я бы даже не думал: пустил бы себе пулю в башку, и все дела!
Папочка наконец отвернулся от Джессики и взял бутыль с кислотой.
— И ты думаешь, что я стану стелиться перед этой мразью? — продолжил Рафаэль с кривой ухмылкой. — Ты в самом деле считаешь, что я прогнусь перед