Он был единственным, кто имел на нее право. Он хорошо ей это объяснил.

А потом однажды папу арестовали. И осудили за нападение на несовершеннолетнюю.

Доказательств было недостаточно, преступление случилось слишком давно. И правосудие поколебалось. Его приговорили к небольшому сроку.

Два года тюрьмы за то, что он кого-то там потрогал. Самое время, чтобы решить, что в будущем ни за что нельзя позволить жертвам в один прекрасный день дать против него показания…

Сандра поднимала взгляд всякий раз, как машина приближалась к мосту. К одному из многих мостов, что пересекали автостраду.

Какой была бы моя жизнь, если бы ты не бросилась вниз? Если бы ты, ты тоже меня не бросила?

Папочка сказал, что ты была больна. Что по твоим венам текло безумие. Безумие или отчаяние?

Единственное, что я знаю, — ты не дорожила мной. Иначе ты никогда не оставила бы меня одну бороться с этим проклятым миром…

Она выбрала профессию ветеринара. Папа ей не препятствовал, даже благословил. Потому что она предпочитала проводить время среди животных, нежели среди людей.

После того как она получила диплом, он решил переехать сюда. В Мермезан, в Бренн.

— Ты сможешь завести лошадей, моя дорогая. И заниматься своим делом. Теперь тебе придется нас кормить. А я… я заслужил уйти на покой, как ты считаешь?

— Да, конечно, папа.

Папа был механиком по точным приборам в инструментальном цехе. Он оказался решительно не способен к длительному обучению. Но коллеги звали его книгочеем. Потому что у него всегда в кармане была книга. Во время обеденного перерыва, вместо того чтобы пойти вместе со всеми перекусить в соседнюю забегаловку, Патрик ел свой сэндвич, сидя на скамье нога на ногу.

Он читал.

Иногда он пропадал. Он уходил прогуляться, подышать воздухом.

Занимал другую скамейку.

Напротив какой-нибудь школы.

«У нас одна фамилия, пусть все думают, что мы женаты, что скажешь?»

Она сочла это забавным. Особенно когда они выбирали обручальные кольца.

Она больше не была сиротой. Она была замужней женщиной.

Она сразу полюбила это пустынное место. Эти огромные пространства. Эти глубокие пруды, где она могла утопить свои страхи и свои горести. Эти пугающие легенды, эти заколдованные леса.

Этот туман, точно такой же, что отравляет ее разум.

Иногда он поднимается. И всегда возвращается. Чтобы скрыть то, от чего по-настоящему больно.

Она заменила ветеринара в Мермезане, который ушел на пенсию. Она стала нужной этим людям. Нужной в этой деревне и во всей округе.

На нее рассчитывают, ее уважают. Она стала кем-то.

Просто кем-то.

Сандра ехала на скорости сто тридцать километров в час. Всегда уважать закон. Этому научил ее папа.

Мосты следовали один за другим, призрак ее матери появлялся на каждом из них. Там, сразу за перилами.

Жизнь шла своим чередом.

Похоронить своего первого ребенка. Без церемоний.

Как и следующего.

Никто даже не заметил, что она была беременна.

Впрочем, никто никогда ничего не замечал. Разве что некоторые, но они предпочитали не обращать внимания.

Только не Рафаэль, нет. Он увидел ее. Он ее понял, разгадал, почувствовал.

После двух тайных родов папочка почти не прикасался к ней больше.

Патрик просто не спеша отвернулся от этого тела, которым обладал лишь он один. И которому теперь суждено было неумолимо иссохнуть.

«Наша любовь преобразилась, — говаривал он. — Но она все так же сильна».

«Стала менее грязной», — говорит она себе.

Теперь ее место заняли другие девочки. Но он не дорожил ими. Потому что он их не любил.

Он принес себя в жертву ей. Так что вполне нормально, что она приносит в жертву себя.

Нормально, что он приносит в жертву их. Одну за другой.

— Это нормально, — пробормотала Сандра, глядя на ленту асфальта, которая исчезала под капотом машины.

Но однажды…

Однажды появился Рафаэль.

— Теперь надо, чтобы он исчез.

Теперь.

Прежде чем не рухнуло все, что она так терпеливо строила. Эта броня, эта крепость. Этот нержавеющий доспех.

Теперь, пока все не развалилось. И пока она сама не умерла, задохнувшись в собственной боли.

До того, как плотину окончательно прорвет, а ее саму поглотят ужасы собственной жизни.

Глава 55

9:00

Вильям продолжал упорствовать.

— Джессика, ты меня слышишь? Ответь, пожалуйста…

Рафаэль уже давно перестал пытаться. Он смотрел на окно, застыв в тяжком молчании.

В молчании, которое Вильям больше не мог выносить.

— Джесси? Почему ты не отвечаешь?

Видимо, ей было слишком плохо, поэтому она и молчала. Если только он ее не убил.

— Подай мне знак, пожалуйста! — заклинал юноша. — Мы очень волнуемся за тебя, ты же знаешь… Если ты не хочешь говорить, хотя бы пошуми.

Он напряг слух и вдруг услышал, как она постучала по металлической перекладине своей кровати. Он улыбнулся, Рафаэль тоже.

— Спасибо, Джессика, как приятно тебя слышать. Скажи нам, как ты…

Из-за перегородки не донеслось ни слова. Она потеряла дар речи? Или он заткнул ей рот кляпом?

— Ладно, сделаем вот как, — предложил Вильям. — Я буду задавать вопросы, а ты отвечай одним ударом, если «да», и двумя ударами, если «нет», согласна?

В соседней комнате раздался один удар в знак того, что она готова поговорить хотя бы таким образом.

— Отлично… Тебе заткнули рот?

Два удара.

— Ох… Ты можешь говорить, Джессика?

Один короткий удар. Явно нервозный.

— Хорошо, мне уже спокойнее!.. Ты ранена?

Один удар. И почти сразу второй. Она, похоже, не была уверена.

— Мы с братом сделали что-то плохое?

Джессика не спешила с ответом, Вильям задержал дыхание.

Два удара наконец.

Вильям выдержал паузу, пытаясь понять эту загадку. Почему она не хотела с ними разговаривать?

За дело взялся Рафаэль.

— Может быть, ты сделала что-то плохое? — спросил он.

Один резкий удар.

Братья обменялись горестными взглядами. Рафаэль продолжал:

— Тебе стыдно и поэтому ты не хочешь с нами говорить?

Один удар.

Вильям опустил взгляд.

— Послушай-ка меня, Джессика, — снова заговорил Рафаэль, — это ему должно быть стыдно, а не тебе. Ты не сделала ничего плохого, слышишь меня?! Ты просто подчинилась ему, чтобы спасти свою жизнь. У тебя была на это причина.

— У тебя не было выбора, — подхватил Вильям.

— Это ему должно быть стыдно! — отчеканил Рафаэль. — Не тебе, малышка! Слышишь меня?

— Да, — ответила наконец Джессика.

— И не верь тому, что он сказал: не все мужчины такие, как он, поверь мне! Твой отец не такой, мой брат и я тоже не такие. Согласна?

— Да. Согласна…

Вильям снова улыбнулся. У них получилось. Но в следующее мгновение они услышали, что девочка горестно зарыдала.