Со временем, однако, стало ясно, что Британия обязана ему еще одним, более значительным благодеянием. Георг мало интересовался вопросами государственного управления и политики. Он говорил, что Ганновер нравится ему больше, потому что там подданные делают что им приказано. Он попытался проводить заседания кабинета министров на французском языке, но быстро отказался от этой затеи и отдал дело в руки вига сэра Роберта Уолпола, который в 1715 г. занял должность первого лорда казначейства. Этот добродушный землевладелец из Норфолка, стал первым англичанином, названным «премьер-министр». Королевская власть в Британии таким образом ослабла – не в результате революции, а из-за недостатка интереса со стороны монарха. Партийная система управления, основа по-настоящему подотчетной парламенту демократии, возникла из вакуума власти. Так началось долгое «господство вигов», которое практически непрерывно длилось с 1714 по 1760 г., из них первые 20 лет правительство возглавлял Уолпол. Свободы, за которые британцы сражались в XVII в., были закреплены не новыми петициями, правами и статутами, а обычаями и практикой.

В 1715 г., через год после коронации Георга, Людовик XIV, которому исполнилось семьдесят шесть лет, прощался с жизнью. Мучимый мыслью о несчастьях, которые, по его мнению, навлек на страну, он посоветовал своему озадаченному правнуку и наследнику пятилетнему Людовику XV: «Самое главное – живи в мире с соседями. Я слишком любил воевать. Не следуй моему примеру ни в этом, ни в расточительности». Раскаяние пришло слишком поздно. На похоронах короля епископ произнес фразу одновременно банальную и острую: Mes frères, Dieu seul est grand («Один лишь Бог велик, братья мои»).

Утрехт на полвека закрепил границы стран Западной Европы, но Восточная Европа не могла похвастаться такой же стабильностью. Исторически границы государств там чертили короли, жестко насаждавшие свою власть над народами, жившими на Балканах и берегах Балтийского моря, на землях современных Эстонии, Польши, Венгрии и Украины. К востоку от них лежала Россия, к югу – Турция, на севере – Швеция, где царствовала эксцентричная и обворожительная королева Кристина (1632–1654), дочь героя Тридцатилетней войны Густава Адольфа. Лесбиянка, интеллектуалка и покровительница искусств и наук, она превратила Стокгольм в протестантские Афины севера. В 1654 г. в возрасте 28 лет она разругалась с придворными, отказавшись выйти замуж, и неожиданно отреклась от престола. Переодевшись в мужской костюм, она уехала в Рим, приняла католичество и обзавелась пышным двором. Известности Кристине прибавили слова папы римского: он назвал ее «королевой без королевства, католичкой без веры и женщиной без стыда».

За Кристиной последовали короли, царствование которых было недолгим, но катастрофическим. Карл X (1654–1660) был груб и не особенно умен, хотя и обладал бесспорными военными талантами. Он завоевал Данию, Польшу и Эстонию, настроив против себя все соседние державы. Его амбиции перенял внук Карл XII (1697–1718). В 1700 г. он вступил в бой с русской армией, которая была в четыре раза больше его собственной, и в битве при Нарве в Эстонии разгромил ее. Сражение унесло жизни 10 000 русских и только 660 шведов. На севере Европы формировалась новая сила.

Карл XII намеревался ни больше ни меньше как свергнуть русского царя и надеялся, что в перевороте ему окажут помощь казаки – военизированное местное мелкопоместное дворянство. Этого не случилось, и шведскому королю пришлось лицом к лицу встретиться с Петром Великим (1689–1725), одним из тех иногда появляющихся в России лидеров, чьи личные качества и способности соответствуют невероятным размерам страны. В 1707 г. Петр предложил Карлу Польшу – тот отверг предложение, но зимой 1708 г. шведская армия понесла тяжелейшие потери, сдавшись таким жестоким морозам, каких не помнили и старожилы. Следующим летом войско шведского короля, сократившись до половины от первоначальной численности, подошло к русской крепости Полтава на Украине, где Петр его попросту уничтожил. Карл, спасая свою жизнь, бежал в Турцию. Территории, которые могли бы войти в состав Шведской империи, разделили между собой Россия и Пруссия. Петр оценил стратегическую важность Балтики, объявив, что с разгромом Швеции «уже совершенно камень в основание Санкт-Петербурга положен».

Когда Швеция ослабла, усилилась Россия. Петр I унаследовал страну, которая все еще жила в Средневековье. Ею правил царь при помощи местных баронов – бояр; ниже бояр по положению стояли служилые люди, которые владели землей. На нижней ступени социальной лестницы располагался простой люд – примерно 20 млн крепостных. Образования как такового не было, женщины жили в затворничестве. Царь правил как самодержец, ни парламента, ни гражданских прав не существовало. Мужчины носили длинные бороды и традиционные одежды – кафтаны и шубы до пят.

Подобно Владимиру Великому в X–XI вв. и Ивану Грозному в XVI столетии, Петр жаждал, чтобы его страна вступила на путь, которым шла вся остальная Европа. В 1697 г., перед Шведской войной, он – якобы инкогнито – на целый год отправился в «великое посольство» в Амстердам, Дрезден, Вену, Лондон и Оксфорд. Он изучал все, что только мог, – от военной стратегии до планировки городов и истории искусств. Вернувшись на родину, Петр, по примеру императора Константина, спланировал свою новую столицу, Санкт-Петербург. Город проектировали в классическом стиле шведские и французские архитекторы, а построен он был трудом – и, скорее всего, на костях – русских крестьян и шведских военнопленных. Официальная дата основания Санкт-Петербурга – 1703 г.; белоснежные дворцы, золоченые маковки церквей, площади и каналы превратили его в один из прекраснейших городов Европы. Таким он остается и сегодня.

Петр учредил передовой для того времени государственный аппарат, реформировал православную церковь, заложил основы школьного образования и военно-морского флота. Он распустил боярский совет – Думу, заменил его сенатом из двенадцати человек и взрастил новую аристократию, возвышая людей согласно их заслугам перед государством. Петр вычеркнул из русского алфавита восемь букв, приказал мужчинам бриться и носить короткие кафтаны западноевропейского образца. Но при всем при этом Петр до мозга костей оставался русским. Он был импульсивен, вел роскошную жизнь, злоупотреблял спиртным и не терпел возражений – «король-солнце» русских степей. Петр сумел приспособить свою страну к западным инновациям, но к идее политических реформ оказался невосприимчив. Он открыл России дверь в просиявший в Европе Век разума и просвещения, но так и не шагнул через порог.

Во внешней политике просматривалась некая параллель между петровской Россией и Британией Уолпола. Обе страны располагались на географических окраинах Европы, и обе с некоторого расстояния наблюдали за разворачивающимися здесь конфликтами. Но на этом сходство заканчивалось. Мироощущение Британии было морским, глобальным и торговым. Она вела себя так, будто имела право распоряжаться каждым кораблем на море. Амбиции России были привязаны к земле, и половину своего внимания страна уделяла обширным азиатским территориям и сокровищам Востока. Между двумя этими опорами грядущего мирового империализма лежала новая Европа.