Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну вот, – сказал Олег с удовлетворением, –Коростень. Добрались наконец-то. Какой же я все-таки молодец!
– Чего вдруг? – спросила она враждебно.
– Довез в целости, – объяснил он. – Неприбил… ни разу.
– А хотелось?
– Еще бы, – ответил он.
– Очень?
– Да когда как…
– А чего ж не прибил?
Он подумал, объяснил честно:
– Добрый я. Терпеливый. Все вынес, как видишь. Когда другиебудут тебя лупить, как сидорову козу, вспоминай мое неслыханное терпение инесказанную доброту.
Она не нашлась с ответом, молча пустила коня следом. Городприближался медленно, стена вокруг деревянная, простой частокол, хотя жителимогли бы раскошелиться и на каменную, а то как в большом селе…
– Место для мудреца, – обронил Олег. Заметив еенедоумевающий взгляд, пояснил благосклонно: – Уединение нужно искать в большихгородах.
Она поморщилась:
– Ты меня уже замучил прописными истинами!
– Полезные истины, – сказал оннравоучительно, – следует говорить и повторять как можно чаще.
Ее передернуло, словно хлебнула вместо яблочного сокакрепкого уксуса.
На воротах стражи взимают плату с хозяев нагруженных телег.Барвинок начала придерживать коня, ее лицо стало серьезным, очень серьезным,такой волхв ее еще не видел. Глаза трагически расширились, брови сдвинуты, апухлые и всегда слегка приоткрытые губы, словно в постоянной готовности кпоцелуям, сейчас плотно сжаты.
Конь волхва пошел было вперед, но Барвинок перехватила егоза повод и удержала.
– Погоди, – произнесла она напряженнымголосом. – Как это я раньше не догадалась… Но слишком уж было невероятно!А сейчас, когда вспоминаю, все как на ладони… Что я за дура? В деревне ты едване убил Кривого Корня, но магию у него отобрал точно. Так? Дальше… Нас угостилина скатерти-самобранке, но после нашего появления и она… потеряла всю магию.
– Не после появления, – поправил он. – Апотом. Перед нашим уходом.
– Значит, – сказала она торопливо, – неотрицаешь. Потом мельник… Это не случайно после нашей ночевки и цветы завяли, иколесо перестало крутиться, и сам дом сразу постарел?
Он смотрел на нее серьезными зелеными глазами, но она немогла понять их выражения, хотя обычно мужчин читает, как открытую книгу, гдемало букв, а одни картинки.
– И что?
Она перевела дыхание и выпалила:
– Так это ты и есть?
– Кто, – осведомился он, – я есмь?
– Воин, – прокричала она обвиняюще, – чтоубивает магов? А ты мне нагло врал, что это брехня! Ты сам брехло!.. Как можноврать? Это нехорошо! Ты смотрел мне в глаза и врал?
Она задыхалась, не находя слов от великого возмущения, отобиды, едва не бросилась на него с кулаками, а потом просто разревелась. Он сминуту смотрел, как она всхлипывала, размазывая кулачками слезы по щекам,придвинул коня вплотную к ее лошадке и дружески обнял за узкие плечики.
– Я не врал, – сказал он мягко. – Вспомни моислова. Любая горечь с годами забывается, и если тот человек начал убиватьколдунов из-за мести, то уже прекратил бы. Человек не может страдать так долго.Вернее, у него будут новые причины страдать. А если еще и старым ранам болеть,он сойдет с ума. Вообще род людской прекратится.
Она, все еще вздрагивая всем телом от бурного плача,прокричала:
– Так почему же?
– Месть, – проговорил он мягко, – это мелко.И не совсем достойно, хотя и… понятно. Даже оправданно… почти всегда. Ночувство мести выгорает быстро. А вот другое чувство…
– Какое?
– Чувство справедливости, – ответил он. –Только оно может расти и укрепляться всю жизнь. И пускать корни в мысли ипоступки.
Она подняла голову, глаза красные, как у карасика,отчаянные, но взглянула с некоторой надеждой:
– Значит, ты не мстишь за убитую жену?
– Жену? – переспросил он с недоумением. –Нет, конечно. У меня нет жены… У меня совсем другие причины воевать сколдовством, магией, волшебством и любым чародейством. Я бы сказал, более…высокие, что ли, если бы сам не чурался слишком красивых слов.
Она ощутила, что жизнь возвращается к ней не струйкой, абурным потоком, всхлипнула еще разок, вытерла лицо ладошками.
– Как это нет жены? У тебя – и нет?
– Нет, – ответил он. – Была, но в прошломгоду ушла к богатому и красивому купцу.
Она ахнула:
– И ты ее отпустил?
Он посмотрел с недоумением:
– А почему нет? Он хороший человек, к тому же можетдать ей все, что она хотела: богатый уютный дом, покой, приличных соседей, всюжизнь на одном месте… женщины, как догадываешься, не любят таскаться с места наместо вслед за мужьями…
Она возразила почти весело:
– Ты за всех женщин не говори! Это мужчины всеодинаковые, а мы, женщины… ну, почти все, но все-таки не все.
Он соглашался, кивал, этот зайчик ожил, машет лапками,стрекочет, на время даже забыл про главное обвинение, но это ненадолго, вот-вотспросит…
…а он не знает, как ответить, как объяснить, если сам дажедля себя не сформулировал, просто твердо знает, что так надо, что ему веленоТем, Кто создает и лепит род людской, что иначе всему роду людскому то лисгореть дотла в небесном огне, что падет на землю, то ли утонуть в воде, чтопокроет все земли, то ли умереть от мора, который истребит человечество,забывшее, что перед ним есть Цель и к ней надо идти.
Часовые на воротах лишь покосились недовольно на двухвсадников. С таких пустышек надо бы драть вдвое, да власти не велят, могутоказаться важными гонцами, ладно, проезжайте…
Волхв в городе так же невозмутимо взирал с высоты седла, каки в степи. Она поглядывала на него со страхом и осторожностью, это совсем нетот человек, который поймал ее, падающую с дерева, который везде защищал иберег, хотя и не показывал виду, такие мужчины тоже есть, хотя и великаяредкость, настолько великая, что и не верится, каждую минуту ждешь, чтоприкидывается, а на самом деле уже мысленно тащит ее в постель…
За его бесстрастностью, похоже, кроется нечто иное, пару разона отчетливо ощутила идущий от него странный жар, словно в его грудиразгорается жаровня, полная углей, но тут же спохватывается и запахивается вплотный доспех с головы до ног, ничто не выскальзывает наружу.
Когда городские ворота остались за спиной, а подковы вместосухой земли звонко застучали по булыжникам мостовой, Барвинок ощутила, какволхв неспешно скосил глаза в ее сторону.