Гадальщик, как видела Барвинок, настолько чувствовал себяправым, что перестал страшиться волхва, хотя Барвинок не понимала, почему еговообще следует бояться.

Олег покачал головой:

– Прощай. Рано ты сдался.

Барвинок все-таки уловила вздох облегчения со стороныгадальщика, когда они пошли прочь.

На соседнем перекрестке народ толпился возле наперсточника.Барвинок с детства знала эту игру: под один из трех наперстков кладетсягорошина, нужно быстро так подвигать наперстки, меняя местами, чтобы запутатьнаблюдающих.

В нее играют во дворах, в доме, на улицах, а самые ловкиесделали это работой: кто угадает – получает монету, кто не угадывает – отдаетдве.

Казалось бы, невыгодно, но все так уверены, что угадают, чтоснова и снова вступают в игру, тем более что у профессионалов-наперсточниковправило: менять местами наперстки не больше трех раз. Ну как не запомнить, гдегорошина!

Олег посмотрел брезгливо как на самого наперсточника, так ина галдящих возбужденно людей, потные и с горящими глазами, сжимают в ладоняхмонеты, делают ставки, орут, толкаются…

Барвинок посмотрела на них, на волхва, спросила воинственно:

– И здесь тебе не так?

Он пробормотал задумчиво:

– Войну, что ли, затеять?.. Враз эта дурь вылетит… Илисаранчу напустить…

– Ты что? – вскрикнула Барвинок. – О чем ты?

– Да клин клином, – ответил Олег. – Жаль,иное лекарство горше самой болезни.

– Ты их ненавидишь, – определила Барвинок. –Я же вижу. Откуда в тебе столько злости? Лучше бы орал и ругался. Несешь в себеокеан злобы… Смотри не споткнись! А то выльется, отравит полмира… Это же простолюди, нормальные, не преступники…

– Они могут стать лучше, – отрезал Олег.

– Могут, – согласилась она. – И что?

– Значит, – сказал он еще резче, – должны!

Она вздохнула и возвела очи к небу.

– Скажи, – спросила она неожиданно, – тыготов их убить всех?

Он посмотрел на нее в некотором удивлении:

– А этих за что?

– За то же самое, – сказала она. Увидев, что волхвне понял, сказала терпеливо: – Они верят в удачу! Они жаждут чуда… ну не чуда,а того, что именно вот он угадает, под каким наперстком горошина, и сразустанет богатым. Они хотят получить, как и все люди жаждут, много и сразу… неистязая себя тяжким и долгим трудом.

Они уже прошли мимо, но Олег остановился, оглянулся. На лицепроступило суровое выражение, а она, испугавшись, что странный человек в самомделе послушается ее подсказки, с силой потянула его за рукав.

– Пойдем-пойдем, здесь ничего интересного!

Он пошел нехотя, но еще дважды оглянулся, и она видела, чтоего мысли заняты наперсточником и толпой вокруг него.

Несмотря на вечер, торговые лавки все открыты, Олег прошелмимо целого ряда, лицо становилось строже и серьезнее, Барвинок с жалостьювидела, как в зеленых, как молодая трава, глазах растет тоска. На негозаглядываются все женщины, от подростков до зрелых матрон, другой бы шелпетухом, горделиво и хвастливо поглядывал бы по сторонам и выбирал самыхлакомых для утех, а этот даже непонятно о чем думает.

– Богатый базар, – заметила она громко. – Какдумаешь, в других городах есть что-то подобное?

– К сожалению, – буркнул он.

Она переспросила:

– Что к сожалению? Есть или нет?

– Есть, – сказал он тоскливо и пояснилтяжеловесно: – Если бы только в этом городе! Тогда можно бы залить огнем снеба… или опустить на дно озера, чтоб никто не выбрался…

Она ахнула.

– О чем ты говоришь? Что тебе не так?

– Посмотри, – буркнул он, – чем торгуют.

Она бросила взгляд на широкий прилавок лавки, мимо которойшли. Все то же самое, что и в других: изделия местных умельцев, кое-что изпривозного, а еще множество амулетов на все случаи жизни, от самых дешевых доочень дорогих.

– И что? – переспросила она в недоумении. –Так везде, ничего особенного!

Он вздохнул:

– В том все и дело.

– В чем?

– И что ничего особенного, – пояснил он, – ичто так везде.

– А должно быть?

– Должно, – громыхнул он так, что прохожиеотскочили в испуге, – должно быть не так! А так быть не должно.

Она не решилась донимать вопросами, он злится, когдаприходится объяснять нечто ему хорошо понятное и ясное, никак не может понять,что другие не видят того, что происходит в его перевернутых мозгах, и не могутему помочь выправить странные мысли, чтобы стал здоровым, как и все.

Окончательно его добила огромная толпа народу на главнойгородской площади. Некогда просторный луг, оставленный для выпаса общественногоскота, заполонили возбужденно галдящие мужчины, женщин почти нет, а тенемногие, что пришли, держатся стеснительно сзади и только с мольбойпоглядывают на мужчин.

Барвинок впервые столкнулась с таким видом развлечения, какона сперва решила, подпрыгивала и заглядывала через головы, как там раздаютметаллические кружочки с выдавленными цифрами. Один из мужиков, которомунапрыгнула едва ли не на плечи, оглянулся, на нее посмотрел с улыбкой, ноувидел Олега, и улыбка исчезла.

– Что там? – спросила Барвинок.

Мужик ответил:

– Нечто получше женитьбы. В лотерее все-таки есть шанс.

Он отвернулся, Барвинок толкнула Олега.

– Что молчишь? Что это?

– Лотерея, – буркнул он, – самый точныйспособ учета дураков, верящих в удачу.

– Опять ты нападаешь на удачу!

Он пожал плечами.

– Считай, что это такой налог на дураков. За то, чтоленятся пошевелить мозгами. Хотя бы сложить два и два.

Он заметил в сторонке дородного человека с золотой цепью нагруди и знаками отличия, за спиной два городских стража в доспехах и приоружии, явно из городских властей. Барвинок не успела придержать Олега, как оншагнул к ним и спросил зло:

– Почему власти не запретят это жульничество?

Человек с золотой цепью ответил мирно:

– Это не жульничество.

– А что?

– Налог, – объяснил он. – Самый справедливыйна свете. Как видите, его выплачивают только желающие.

Олег подумал, вскинул брови.

– Значит, городские власти в этом участвуют?