Я оторвал взгляд от ребенка в своих руках, который мирно посасывал бутылочку, оставленную Молли в сумке.

– Она бросила Оливию, – сказал я. – Это должно быть незаконно. Ты специализировался на семейном праве. Скажи мне. Ее будут разыскивать за отказ от ребенка, так ведь?

Джексон потер подбородок.

– Она под защитой закона об анонимности. Ее не могут арестовать. По закону, если мать оставляет ребенка с одним из родителей, то есть с тобой, по истечении шести месяцев это официально признают отказом от ребенка. Если же ребенка оставили с посторонним человеком, – чисто теоретически ты можешь оказаться не родным отцом Оливии, – то ее лишат родительских прав через год.

– Я не могу воспитывать ее в одиночестве.

– Тебе, возможно, вообще не придется заниматься этим, – сказал Джексон, держа на коленях открытый макбук. – Тест на отцовство можно сделать в Волгринс. Он хоть и неофициальный, но довольно точный. Ты, по крайней мере, узнаешь, говорила ли Молли правду. А если соврала, ты со спокойной душой отдашь ребенка службе опеки и вернешься к прежней жизни.

Я снова посмотрел на Оливию. «Вернуться к прежней жизни», – подумал я. Как будто ничего не произошло. Я сглотнул ком в горле.

– Сколько времени делается тест?

– Три дня с момента отправки в лабораторию, – ответил Джексон. – Все достаточно просто.

– Ей не будет больно, так ведь? – поинтересовался я. – Если для этого понадобится взять у нее кровь или уколоть палец, то даже не думай об этом.

– Нет, чувак, только ватная палочка за щекой.

Я кивнул и прижал младенца сильнее к своей груди. Ребенок зашевелился на руках, издавая тихие звуки. Вокруг меня – нас – были разбросаны остатки бурного веселья. Бутылочка Оливии стояла на столе рядом с пустой банкой пилснера.

Я все еще был одет в костюм Человека в черном. Мне пришлось спать с Оливией на груди, обложившись огромными подушками, переживая, как бы она не выскользнула из моих рук, и просыпаясь при каждом ее шевелении. Мне больше некуда было ее положить.

Да я и не хотел ее никуда укладывать.

Джексон захлопнул ноутбук.

– Я за тестом. Не паникуй раньше времени.

– Результат будет известен через три дня? – переспросил я. – И что мне, блин, делать все это время? Я ничего не умею.

– Мы отвезем ее к моей маме, – улыбнулся Джексон, хлопнув меня по плечу. – Генриетта справится. Все будет хорошо.

* * *

Я не отводил глаз от людей перед моим домом.

«Все будет хорошо».

Вот только слова показались мне до смешного наивными.

– Мистер Хаас, – сказал адвокат. – Мы хотели бы с вами поговорить. Все мы.

Взгляд метнулся к Эбботам, которые смотрели на меня со странной смесью печали, надежды и страха в глазах.

– Сегодня утром у меня экзамен, – сообщил я. – Мой последний выпускной экзамен в юридической школе. Это вроде как важно.

Родители Молли напряглись, расслышав в моих словах сарказм. А Голлуэй сохранял невозмутимость.

– Может быть, после?

– После я встречаюсь с консультантом, чтобы подписать документы об окончании колледжа. У меня плотный график.

– Пожалуйста, – попросила Элис. – Нам нужно совсем немного времени. Всего час? – Она перевела взгляд на дом позади меня. – Она там? Мы бы хотели увидеть ее…

– Этому не бывать. – Мои слова заставили вздрогнуть эту женщину, и, несмотря на леденящий мою душу страх, мне стало немного ее жаль.

«К черту, они хотят забрать ее у меня».

Я расправил плечи.

– Откуда мне вообще знать, что вы те, за кого себя выдаете?

Джеральд потянулся в карман за бумажником, чтобы показать мне свое удостоверение, а Элис тем временем достала из сумки небольшую стопку фотографий.

– Мистер Голлуэй сказал принести это. Здесь Молли еще совсем маленькая, а это она подросток, – голос женщины дрожал от слез. – А вот она на вечеринке в честь своего шестнадцатилетия…

Она одну за одной протягивала мне фотографии, пока Джеральд показывал водительское удостоверение. Но я едва взглянул на них и даже не соизволил подойти ближе. Они снова обменялись встревоженными взглядами, их руки медленно опустились. Голлуэй откашлялся.

– Нам необходимо встретиться, мистер Хаас. Сегодня. Я советовал Эбботам ограничить общение с вами до слушания в суде, но они настояли на том, чтобы сперва поговорить с вами.

«Слушание. Значит, будет суд…»

Сердце ушло в пятки, но внешне я сохранял абсолютное спокойствие.

– В три часа, – твердо сказал я. – В «Старбаксе» на углу Маркет-стрит. Один час. Я приведу адвоката.

Я говорил так, словно мог заправлять здесь всем, пока внутри распадался на части.

– Очень хорошо, – согласился Голлуэй, открывая заднюю дверь перед супругами.

Они неохотно сели в автомобиль, будто сказали еще не все. Бросили на дом позади меня последний, тоскующий взгляд. Когда жена оказалась в машине, Джеральд Эббот одарил меня суровым взглядом.

– Удачи на экзамене, – буркнул он и забрался в машину.

Я наблюдал, как седан уезжает. Как только он завернул за угол и скрылся из виду, я рухнул на ступеньки и закрыл лицо руками: упавший рюкзак скрежетал по цементу. Тяжело дыша, я попытался успокоиться, но паника швыряла меня, как небольшое суденышко в бескрайнем океане.

«Черт возьми, это происходит. Я был так близок. Еще несколько недель…»

Чувство поражения пыталось накрыть меня с головой, но я стряхнул его с себя. Я имел такие же права. Если Эбботы хотели битву, я дам им ее. Отдам все до последнего.

«Ливви…»

Я достал из кармана пиджака телефон.

– Джексон, – сказал я хриплым голосом. – Ты мне нужен.

* * *

Еще никогда в жизни я не был так благодарен своей фотографической памяти. Экзамен по истории американского права состоял сплошь из фамилий и дат, уставов и подзаконных актов, революционных судебных прецедентов и отцов-основателей. Я сканировал свою мысленную базу данных в поисках ответов и закончил экзамен в рекордно короткие сроки.

Во время встречи консультант дважды предлагала мне стакан воды и один раз даже предложила перенести время встречи, когда «почувствую себя лучше». Я выдержал, отодвинув свои эмоции в сторону, которые вонзали свои когти в мою спину и плечи. Под столом моя нога не переставала дергаться.