будешь». К сожалению, ее, очевидно, не знали испанские шоферы. Они всегда мчались как угорелые на бешеных скоростях. Даже на поворотах не тормозили. Недаром на обочинах дорог часто встречались разбитые, изуродованные машины. Это были жертвы сумасшедшей, безрассудной езды. С опаской смотрел я на груды исковерканного металла, под которым, вероятно, нашел смерть не один пассажир, и крепче сжимал в руках баранку руля, готов был в любую секунду нажать на тормоз.

Мне рассказывали, что в Испании настоящим «чоферо» считается лишь тот, кто ездит со скоростью не менее чем сто километров в час. Безразлично — по ровной дороге или извилистой в горах. Только в критических случаях я включал самую высокую скорость, когда этого требовала сложившаяся чрезвычайная обстановка. Так, в частности, было, когда произошла трагедия под Уэской и мне необходимо было за считанные минуты доехать до медпункта бригады, а затем — мчаться, как сейчас, в Лериду...

Была глубокая ночь. Дороги почти не видно, а зажигать фары — рискованно, враг близко. К тому же в небе гудят самолеты. Несмотря на темень, я мчался на большой скорости. Ведь решали не часы, а минуты.

Шестьдесят километров пролетел довольное быстро, меньше чем за час...

Мне не было точно известно, где расположен в городе госпиталь. Да и спросить ночью не у кого. Но какая-то интуиция подсказала мне, куда надо ехать. Я вскоре нашел его и на руках занес Фрица в помещение. Он был без сознания. Я прижал ухо к его губам. Он дышал.

Но неудачи продолжали преследовать нас и в Лериде. К сожалению, и здесь не нашлось донора с группой крови Фрица. Врачи, осмотрев раненого, начали совещаться. Консилиум затягивался.

Я волновался, нетерпеливо ходил взад-вперед. «Что они тянут, черт возьми! Ведь можно опоздать!» — Я готов был отдать не только свою кровь, но даже ногу, руку, если бы это могло спасти советника, однако во мне, как доноре, не нуждались. Какое ужасное состояние чувствовать себя беспомощным!

И вдруг счастье улыбнулось.

Неожиданно — уже к рассвету — у одной из медсестер госпиталя, пришедшей на дежурство, оказалась кровь требуемой группы. Скромная, душевная женщина, узнав, что речь идет о спасении командира из интербригады, великодушно предложила свою кровь.

Позже, когда кровь была взята и перелита, выяснилось, что медсестра (по-испански норса) — жена командира одного из подразделений республиканской армии.

Операция прошла благополучно. Я облегченно вздохнул. Но требовалось длительное лечение, хороший уход за больным, необходимые медикаменты. Условия эвакуационного госпиталя в Лериде не обеспечивали этого. К тому же недалеко проходила линия фронта. По ночам здесь часто была слышна артиллерийская канонада. Над городом изредка появлялись и самолеты противника. Однако перевозить раненого подальше в тыл врачи сейчас не советовали. Надо подождать...

У меня как-то выдался свободный час, и я пошел побродить по городу. Аккуратные опрятные улицы. Скверы, палисадники. Украшает город река Эбро. В ней прозрачная чистая вода. Через реку перекинуты легкие мосты. Много архитектурно замысловатых арок. Они придают городу живописный вид. Еще больше кофеен, баров. В них заняты почти все столики. Много военных. Люди пьют крепкий черный кофе из маленьких чашечек, тянут желтый апельсиновый сок — оранжаду, утоляющий жажду.

Видимо, очень уютна и хороша в мирное время Лерида. И тут же внезапно я вспомнил недавнюю историю, связанную с этим городом. Мне рассказал ее во дворе штаба нашей бригады чоферо генерала Лукача, теперь уже тоже покойный, Эмилио.

...Несколько месяцев тому назад, вскоре после мятежа, в Лериде весьма активно орудовали притаившиеся фашисты. Они плели сети заговоров против республиканского правительства, устраивали различные провокации, распускали всякие панические слухи, будоража умы населения. Ловко законспирировавшиеь, мятежные элементы пользовались тем, что местные, мало опытные еще власти никакой серьезной борьбы с контрреволюцией не вели, нужной бдительности, особенно в условиях войны, не проявляли.

По приговору военного трибунала в Лериде был расстрелян один мятежный генерал, ярый фашист. Через несколько дней к властям неожиданно явилась его жена. Она была в обычном платье, а не в траурном, из черного бархата, как это принято в сферах «высокопоставленного общества».

Генеральша заявила, что ее покойный муж повинен во многих грехах перед испанским народом и поэтому:

— Я прошу направить меня на фронт, на передовые позиции. Хочу искупить грехи мужа, твердым голосом сказала она. — Стрелять из винтовки и пистолета умею... Моя родина в опасности, и я хочу внести свою скромную лепту в ее защиту.

Руководители местных властей даже растерялись от неожиданной просьбы знатной вдовы. Они недоверчиво поглядывали на нее. Но ее просьба звучала так искренне и убедительно, что они вначале было намеревались пойти ей навстречу. Но потом, подумав, все же решили, что вряд ли целесообразно посылать на фронт супругу фашистского генерала, хотя и раскаявшуюся... Разумнее, вероятно, использовать ее где-нибудь в тылу. Одним словом, они направили вдову на работу в народную милицию. А спустя пару дней хитрая генеральша, выкрав списки всех работников этого важного государственного органа, а также прихватив другие документы, исчезла в неизвестном направлении...

«Какова же сейчас обстановка в Лериде? Очистили ли город от притаившейся вражеской нечисти?» — думал я, возвращаясь в госпиталь к Фрицу.

Когда Пабло почувствовал себя лучше, я по совету медперсонала повез его в Барселону, где была развернута широкая сеть стационарных госпиталей. Теперь уже я не гнал так машину, как тогда, когда ехал в Лериду.

— Семен, мы еще долго будем колесить по испанским дорогам в поисках подходящих больниц? Так еще и война закончится, пока будем с тобой ездить, — шутя сказал Пабло. Состояние его улучшилось, он чувствовал себя бодрее.

— На нашу долю войны еще хватит, — ответил я, не поворачиваясь к своему пассажиру, который безропотно переносил затянувшееся путешествие.

Вот и Барселона. Но я стал в тупик: куда везти раненого.

Госпитали здесь размещались в школах, институтах, административных учреждениях и даже в частных домах. Мне, конечно, хотелось определить Фрица туда, где лучше лечат, где скорее смогут его поставить на ноги. Но эту задачу нелегко было решить. Дело в том, что тут действовал свой странный порядок: каждая партия — а их было тогда несколько в Испании — имела свой госпиталь, свою базу снабжения. Не приходится говорить, какие неудобства это создавало.

В Барселоне находилось немало анархистов и замаскировавшихся фашистов. Они орудовали даже в больницах и госпиталях, где лежали раненые бойцы-республиканцы.

Обо всем этом рассказал мне земляк Виктор Птушенко, которого я случайно встретил в