глубокая рана на ноге. Но все обошлось. Он вернулся в бодром, приподнятом настроении.

— Знаешь, Семен, я как будто дома побывал, — с волнением говорил он, посмотрев фильм. — Все такое близкое, родное: Мавзолей, Кремль, Спасская башня с часами-курантами. Их перезвон и музыка слышны теперь во всем мире. Ты еще не бывал в Москве?

— Нет!

— Ничего, вернемся домой, я обязательно тебя вытащу, Семен, в Москву. Будешь моим первым гостем...

Я набрался смелости и удивленно спросил:

— Разве вы из Москвы? Ведь у вас совсем не русская фамилия!

Мой «шеф» улыбнулся и уклончиво сказал, что в Москве, как и во всей Советской стране, проживает много национальностей. У меня не хватило смелости задать второй вопрос: Пабло Фриц это настоящая его фамилия или псевдоним. Впрочем, думаю, если бы я и набрался смелости и задал его, то вряд ли получил ответ, ибо подлинные имена военных советников держались на фронте в тайне.

Пабло Фриц поправился, и врачи разрешили ему покинуть барселонский госпиталь. Но в бригаду он не вернулся. Неожиданно пришло указание о возвращении военного советника на Родину.

Путь лежал через ту же Францию, которая нас в свое время приютила и помогла добраться до испанской земли.

Обратная дорога оказалась не менее сложной. Нельзя сказать, что нам была дана «зеленая улица». Расскажу, какие рогатки пришлось преодолевать.

Я довез Пабло Фрица на машине до франко-испанской границы и благополучно пересек ее. У бойцов, охранявших границу, я оставил свое оружие — пистолет и патроны.

План был такой: доставить военного советника до ближайшей железнодорожной станции и посадить его в поезд, идущий в Париж.

Однако этот план не удалось осуществить. По дороге на станцию, в поле, полицейский пост остановил машину и потребовал предъявить документы. Проверив их, он не разрешил ехать дальше. Положение осложнялось.

Мы посоветовались с Фрицем и решили действовать так. Он и сопровождавший его человек из Барселоны высаживаются в поле, а я возвращаюсь на франко-испанскую границу и ищу какой-либо оказии. Замечу в скобках, что в то время из Испании часто шли во Францию частные машины, водители которых обычно имели законные документы, выданные официальными властями.

Лишь только я подъехал к границе, которую недавно оставил, вижу, бойцы проверяют документы у водителя легкового автомобиля с французским номером. Документы оказались в порядке, и его собирались пропустить. Я попросил шофера оказать услугу — подобрать в поле двух моих пассажиров и доставить их туда, куда они скажут. Меня поддержали бойцы поста. Водитель нехотя согласился.

Я поднялся на возвышенность и стал следить — заберет он их или нет, сдержит ли слово. Француз подкатил к ним, остановился и пригласил садиться. Мои пассажиры уселись в машину и уехали. Я облегченно вздохнул.

Проводив Пабло, я направился в Валенсию. Там, на тихой зеленой улице Альборая в доме номер шесть, находилась русская колония с группой сотрудников консульства, радистами, техперсоналом. Я доложил консулу, что благополучно доставил военного советника на французскую территорию. Меня поблагодарили и предложили сдать машину, а самому пока отдыхать. Руководитель консульства, пожилой, болезненного вида человек, с седой прядью во вьющихся каштановых волосах, пожал мне руку и озабоченно сказал, вглядываясь в мое лицо:

— Да, да, вам надо отдохнуть. У вас, товарищ Чебан, уставший вид...

Было как-то непривычно слышать это слово «отдыхать». «Какой может быть сейчас отдых, — думал я. — Война ведь продолжается». Решил завтра же добиваться отправки в свою Двенадцатую бригаду, где, конечно, найдется дело.

Однако свое намерение выполнить не удалось. Вскоре меня пригласили в консульство и предложили готовиться... к выезду в Советский Союз. Это было для меня полнейшей неожиданностью. Промелькнула мысль, что это побеспокоился о своем чоферо Пабло. Но тут же я ее отбросил, подумав, что вряд ли он успел за такой короткий срок приехать в Москву.

Так или иначе, но это предложение вызвало у меня радость. Ведь я еще не был в стране, которой уже два десятка лет руководили рабочие и крестьяне...

Прощай, Испания

Через несколько дней сотрудник консульства сообщил: «Отъезд назначен на завтра, в десять утра. Не опаздывайте». Он также сказал, что вместе со мной едет еще несколько товарищей. Среди них один боец, тоже из нашей Двенадцатой бригады, — грек, хорошо знающий русский язык...

И вот подан автобус. Машина порядком изношена. Краска на обшивке облупилась. Много вмятин на капоте и боках. С сомнением гляжу на скаты. Они основательно стерлись. Кое-где даже проглядывает на покрышках кордная ткань. А дорога неблизкая. Довезет ли?

Мелькают дома на уютных улицах Валенсии. Вспоминаю: совсем недавно мы приезжали сюда с Фрицем смотреть фильм о Первомайском празднике в Москве. Сейчас я сам еду в Советский Союз...

Путь на Барселону — вдоль Средиземного моря. Оттуда — к французской границе. Дорога знакомая. Вероятно, опять в Перпиньян, куда мы, волонтеры, прибыли летом 1936‑го, чтобы влиться в ряды республиканцев.

Документы теперь нам оформлены как советским гражданам, возвращающимся на Родину.

В моем удостоверении личности оказано, что «предъявитель сего — гражданин СССР Марченко Петр Иванович...»

Семена Яковлевича Чебана больше в документах не существует.

Я уезжаю в СССР под новой фамилией.

Итак, Испания, на которую обрушилось столько бед, море огня и раскаленного металла, остается позади. Несмотря на многочисленные опасные перипетии, выпавшие на мою долю, я все же с грустью расставался с этой страной, с ее народом, который не хотел жить на коленях...

Наш старенький, видавший виды автобус тем временем двигался вперед по извилистому серпантину прибрежной дороги. Угрожающе покачивался он на глубоких выбоинах, ухабах, которых здесь было предостаточно. Впрочем, они хорошо были мне знакомы. Ведь из Барселоны я вез в Валенсию Пабло Фрица, запоминая все неровности дороги.

Визжат изношенные тормоза. Из стороны в сторону переваливается, как утка, автобус. Не просто гнать машину по горной дороге, идущей спиралями. Нужно иметь не только крепкие руки и острый глаз, но и хорошие нервы. Все это есть у нашего чоферо. Иногда автобус опасно заносит на слишком крутых поворотах, но водитель только презрительно-равнодушно поглядывает по сторонам.

Скоро ли уже покажется наш конечный пункт? Чувствую непривычную усталость.

Странное дело! Когда сидишь сам за баранкой многие часы в дневное и ночное время, мотаешься без сна и отдыха по плохим фронтовым дорогам, даже обстреливаемым, почему-то не так устаешь. А вот