Он не вернулся к себе, а снова пошел в архив и проработал там почти до конца рабочего дня. Ничего страшного не нашел: все было юридически правильно, грамотно и не подсудно. Игнат вышел из офиса медленным шагом. Его обгоняли сотрудники, желали доброго вечера, говорили ему «до свидания». Он отвечал слабым печальным голосом. Дошел до машины, еле волоча ноги, сел, подумал. Домой вовсе не хотелось. Он бросил взгляд через дорогу, на то самое кафе, подающее бизнес-ланчи по доступной цене. Там они с Любочкой провели их последний совместный вечер. Говорили ни о чем. Вернее, говорила все больше она. Он помалкивал, слушал, хмурился или кивал согласно. Вот интересно, было ли у нее предчувствие скорой смерти? Знала ли она, что умрет, холодно улыбаясь ему в лицо?

Вряд ли. Слишком самонадеянной она выглядела. Слишком… Какое бы слово правильное подобрать… Наглой? Да, наверное. Любочка вела себя с ним нагло, вызывающе, как самая последняя мерзкая шлюха. Жена его тоже была шлюхой, и умерла так бесславно.

Господи! За что ему все это?! Почему?! Он же хороший человек. Не злой. Всю жизнь старался жить правильно, не нарушая закона. А они…

Они сделали так, что он вынужден теперь без конца посещать полицию. Он уже тропу туда протоптал, отвечая на бесконечные вопросы! Он вынужден ловить на себе любопытные взгляды. Люди словно спрашивали его: а как это, когда твою жену обнаруживают совершенно голой в странной могиле в глубине леса? Это просто больно или больно вдвойне, потому что она, получается, врала?

Игнат закатил глаза, глухо застонал. Правая рука нашарила ключи в замке зажигания, повернула их. Салон наполнился низким урчанием дорогого двигателя. Через минуту поползло тепло, обволакивая его застывшее тело, стало легче.

Домой. Надо ехать домой. В магазин не станет заходить, у него есть все необходимое. Он поужинает, примет душ, выпьет снотворное, чтобы быстрее уснуть, и заставит себя ни о чем не думать. Хотя бы сегодня вечером.

Он ехал медленно, удивляясь полному отсутствию пробок. По дороге трижды ответил на телефонные звонки. Один раз звонил Чекалин, уточнял какую-то ерунду про Ларису. Он ответил невнятно, потому что не знал, что сказать. Потом позвонила милая девушка – старший лейтенант Мария Проворова, и попросила завтра принести в отдел письма отца погибшей Ларисы.

– А их нет, – ответил Игнат просто.

– В каком смысле?

– Я их порвал и выбросил.

– Но зачем? – кажется, она ужаснулась.

– Как только узнал, что жена меня обманывала, так сразу и выбросил. Вы отказали мне в возбуждении уголовного дела, я и выбросил. Она же не поехала к отцу, как убеждала меня. Да и отца-то никакого, кажется, нет. Вам сложно представить, Машенька, что я пережил.

Игнат закатил глаза, остановившись на светофоре. Вопросы о Ларисе его не просто достали, они уничтожали его ауру, заставляли его снова и снова возвращаться в тот день, когда он посадил ее на поезд.

– Послушайте, когда уже все это закончится? – поинтересовался он слабым болезненным голосом. – Мне невыносимо больно!

– Простите, конечно, Игнат Федорович, – с легким вызовом отозвалась Мария. – Но все только начинается.

– В каком смысле? – не понял он.

– Следствие. Оно только начинается. Вам еще не раз придется ответить на наши вопросы и воссоздать по минутам тот день, когда она уехала.

Она отключилась, а Игнату пришлось выслушивать гневные сигналы сзади. Уже давно загорелся зеленый, а он все не ехал. Встряхнувшись, он тронул машину вперед и почти тут же свернул вправо, в ближайший переулок. Заехав в тупик, он заглушил мотор и просидел без движения почти двадцать минут. Он думал. Очень серьезно думал, куда могут завести их бесконечные вопросы и его неуверенные ответы. Почему неуверенные? Да потому, что вопросы становились все более каверзными. Он был к этому не совсем готов.

– Надо подготовиться, Игнаша, – прошептал он, выезжая из тупика. – Надо подготовиться, иначе никак…

Он все же заехал в магазин и снова накупил всякой ерунды на две с половиной тысячи. Вытаскивая пакеты из машины на стоянке перед домом, он немного ругал себя за расточительство и старался не думать о третьем звонке, который настиг его уже на повороте к дому.

Звонила незнакомая женщина. Голос был молодым и злым.

– Радуешься, сволочь?! – прошипела она сразу, как Игнат ответил.

– Простите?

Он так растерялся, что едва не въехал в едущий впереди автомобиль. И тут же проклял мобильную связь, которая способна достать везде и на щелчок пальцев лишить душевного равновесия.

– Радуешься, что Любы больше нет? – женщина отчетливо всхлипнула. – Только зря радуешься! Зря!

– Женщина, я вообще не понимаю, о чем вы? – Он как раз въехал на стоянку и смог сосредоточиться на разговоре. – Кто вы?

– Я кто? Ее подруга! И я совершенно точно знаю, что Люба не собиралась вскрывать себе вены! Она собиралась лететь с нами на отдых! – Женщина уже рыдала в голос. – И мне совершенно точно известно, о чем вы говорили в последнюю вашу встречу.

– Да? И о чем же? – Он заглушил мотор, открыл дверцу и опустил ноги в снег.

– Об этом я буду говорить с полицией, понятно?! – взвизгнула женщина, обозвала его нехорошими словами и отключилась.

От машины до подъезда он шел походкой замученного жизнью старика. Все, что ему хотелось сейчас, это запереться в квартире и напиться до такой степени, чтобы ничего не соображать. И если утром от него будет разить перегаром, коллеги поймут. У него беда.

За этими мыслями он едва не наступил на ноги бессовестно вставшей на его пути Нины Ивановны. Игнат стиснул зубы и попытался ее обойти, но она не позволила, в точности повторив его маневр.

– В чем дело? – устало глянул он на нее.

– Слышала, Лариска нашлась? – Мелко посаженные глаза женщины сверкали из-под низко опущенной вязаной шапки бурого цвета.

– Нашлась, – кивком подтвердил он, старательно обходя ее взглядом.

Он лучше станет смотреть на занесенную снегом скамейку. Так он и сделал – уставился на снежный горб.

– Мертвая?

– Мертвее не бывает.

– В секте будто была, да?

– Следствие разберется.

– Странно все как-то, Игнат Федорович, – задумчиво протянула она и проследила за его взглядом. – В глаза людям не смотришь.

– А что я в тех глазах увижу? – разозлился Игнат и уставился на помпон бурой шапки. – Что, кроме неприязни? Вы вот, Нина Ивановна, чего постоянно ко мне цепляетесь? Что я вам плохого сделал?

Ему вдруг стало себя жалко. Даже захотелось каких-то добрых слов от этой женщины, пускай он и считал ее скверной.

– Мне – ничего. А Ларисе ты всю жизнь испортил, – проговорила Нина Ивановна ему в спину.

Игнат все же обошел ее и уже почти добрался до подъездной двери, но резко остановился.