Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я?! – он поднял руки с пакетами на уровень груди и приложил их к драповому полупальто. – Я испортил?! Не она, обманом сбежав от меня и бесславно погибнув, а я?! Ну вы вообще…
– Может, Лариса и обманывала тебя, Игнат Федорович, но и ты хорош. Ты тоже врал ей. И не только ей, – фыркнула противная женщина, брызнув слюной.
– А кому еще? – Ему сделалось жарко, душно, захотелось стащить с себя пальто и швырнуть его на заснеженную скамейку. – Кому еще я врал, Нина Ивановна?
– Полиции, Игнат Федорович. Полиции ты врал. Или… – она погрозила ему рукой в варежке. – Или сказал не всю правду!
Его опять выводили из камеры. Который раз за последние дни, он со счета сбился и ничего хорошего уже не ждал, кроме допросов. А тут вдруг скомандовали:
– С вещами на выход.
– Это тебя, Лом, на тюрьму отправить решили, – подбодрили его сокамерники.
И принялись по очереди – кто руку жать, кто в плечо подталкивать.
– Не ссы, там тоже люди, – хмуро глядя на него исподлобья, проговорил старшой. – Я весточку передал. Тебя встретят.
Валера поежился. Как встретят? Кто? И с чем? С пером, с заточкой? Он же столько народу сдал, что камеры в СИЗО сейчас переполнены. Слух прошел – четверть общины под арестом.
– Не ссы, сказал, – угадал его мысли старшой. – Сектанты эти много людишек обидели. Хаты отобрали, дачи, гаражи. Есть среди обиженных и родственники авторитетных людей. И главное… Один из жмуров – двоюродный брат сам знаешь кого.
Разговор об этом шел на этой неделе. Валера наморщил лоб, но так и не вспомнил, чьего двоюродного брата они с Игорьком в лесу зарыли.
Он по второму кругу пожал сокамерникам руки, поблагодарил за то, что приняли нормально, и вышел в длинный холодный коридор.
– Вперед иди, – скомандовал конвойный.
Валера пошел.
– Вещи твои где? – вдруг спросил тот.
– Вещи все на мне, – ответил Валера. – Не было у меня ничего.
– Понял. Вперед иди.
Они шли и шли. Миновали комнату для допросов, лазарет, столовку, где уже гремели посудой – шла подготовка к раздаче обеда. А он пролетел! Теперь пока до места доставят, с голоду скорчится.
– Стоять, – приказал конвойный и распахнул какую-то дверь. – Входи.
Валера шагнул внутрь, огляделся.
Странно. Окно большое, без решеток. У окна спиной к нему Чекалин стоит с чашкой, пьет что-то – может, чай, может, кофе. Рот наполнился тягучей слюной, стоило вспомнить вкус кофе. Он бы сейчас чашечку махнул. Сладенького, с молочком!
– Здравствуй, Ломов. – Чекалин повернулся, указал кивком на стул у стены. – Присядь пока.
– Здрассте. – Валера послушно сел. – Куда меня, начальник, на зону? Суда вроде не было.
– Не было. – Чекалин сел за совершенно пустой стол. – Суд не скоро. Очень много преступных деяний в вашей секте выявлено.
– Ага, – кивнул он, зажимая ладони коленями. – Много.
– Я уж не говорю о том, что под видом благих деяний совершались мошеннические сделки с недвижимостью. Я об убийствах.
– Убийствах? Тех, в которых меня подозревали?
– И тех тоже, – кивнул майор, как-то странно на него посматривая. – По всем трем эпизодам подозрения с тебя полностью сняты.
– Слава богу!
Валера неумело перекрестился: один из сокамерников научил, больно верующим оказался.
– Я о тех убийствах, которые совершались под видом… – Чекалин глянул на него как-то странно, словно жалея. – Неужели, Валера, ты ни разу ничего не заподозрил?
– В смысле?
– Пачками хоронили людей и ничего не заподозрили?
– А что? Вы толком говорите, гражданин майор. Я чего-то не пойму, куда вы клоните?
Валера занервничал. Начинается, мать их! Теперь этих покойников на него, что ли, пытаются повесить?! Здрассте, приехали! Говорили часами, говорили и договорились, получается?
– Их же планомерно убивали.
– Кого? – У Валеры с перепугу так вытянулось лицо, что даже скулы заболели.
– Тех, кого вы с Игорем Кузнецовым принимали за конченых наркоманов.
– Вы бы руки их видели, гражданин майор, – криво ухмыльнулся Валера. – Там места на венах живого не было. Мы же с Игорем не лохи последние, проверяли каждого покойника. Всё было так, как нам говорили.
– Не всё, Валера. Не всё.
Чекалин устало вздохнул, глянул зачем-то в окно. Как в театре играет, честное слово! Говорил бы уже быстрее, чего Валере ожидать, какие блага готовят для него правоохранительные органы. Как говорится: что так тюрьма, что так три года.
– Этих людей, особенно несговорчивых, которых вам с другом довелось хоронить по приказу и принуждению старших общины, – с нажимом и снова странно глядя на него, произнес Чекалин, – планомерно сажали на иглу.
– Зачем?! – Скулы снова заныли, а нижняя челюсть отпала.
– Затем, чтобы прибрать к рукам их недвижимость. Все просто.
– А меня тогда чего на иглу не стали сажать? У меня тоже добра навалом.
– У тебя родители живы.
– Были, – с печалью добавил Валера и опустил голову. – Считаете, что и меня бы со временем подсадили на какую-нибудь дрянь?
– С тобой было проще. Ты безропотно подписал бессрочную генеральную доверенность. А те клиенты, которых планомерно убивали наркотиками, отказались это делать – сначала. Но потом за дозу готовы были душу вывернуть. К каждому у них находился подход. Женщинам мужчин подсовывали – тех, кто поинтереснее, посексуальнее. Психологом оказался весьма опытным ваш руководитель общины. К каждому находил ключи.
– Той женщине…
Валера поежился. Ему вдруг сделалось холодно, хотя отопление в кабинете работало на полную мощность. А он словно снова стоял на дне глубокой ямы и смотрел на голое тело молодой красивой женщины, непонятно как там оказавшейся.
– Той женщине, чей перстень я забрал, тоже мужика подсунули?
– Не знаю.
– А убили зачем? Не согласилась на их условия? Убивать-то зачем было? – Ему почудились в собственном голосе слезы. – Игоря убили… Замучили. Зачем?!
– Из-за карт. Они пропали. Кто их взял, неизвестно. Тот палач дает сейчас признательные показания, так вот он клянется, что так и не узнал, куда подевались карты. К слову, Валера… – Чекалин прищурился. – А как давно они пропали?
– А я знаю? – фыркнул он. – Я не такой частый гость был в главном здании. Помню, как первый раз задание там получал и с картой сверялся, потом еще как-то отметки делали с Игорем. Если честно… Не очень-то я любил туда заходить.