предсказуемым, с Богом, который ещё не играл с человеком в прятки. Мир ещё не успел расстаться с эйфорией XIX века, человечество верило и в науку, в прогресс, в сами основания разума человека. Но Гедда Габлер уже не вмещается в этот «разумный» мир, показания «приборов и формул» этого времени о метафизике женской души, о её неизменном месте в обществе и в семье уже ничего не способны объяснить не в её душе, не в её поступках.

Гедда Габлер – женщина из квантового мира, который ещё не открыт, который разрушит догматизм любой «нормальности», – от природы вообще, до пресловутой «природы женщины», в частности.

Но Гедда Габлер живёт в своём времени и она, всего-навсего, женщина. И остаётся признать, то ли Господь Бог её оставил, то ли она оставила Его.

…политическая реальность рубежа веков

В политической (исторической) реальности конец XIX века, кажется, мирным, по крайней мере, по сравнению с тем, что произойдёт совсем скоро, в начале XX века. Но, несколько утрируя, скорее апеллируя к воображению, чем к конкретным смыслам, некоторые события этого времени можно признать резонирующими для «новой драмы», «Гедды Габлер» в частности.

…почему у Чехова Дядя Ваня[315] неожиданно спросил о «жарище в Африке», какое ему дело до Африки, и пусть кто-нибудь объяснит, почему эти слова так нас трогают? Может быть, наше воображение всегда шире формулируемых смыслов…

Выделю только несколько событий этого времени:

– англо-бурская война[316], в которой англичане впервые применили тактику выжженной земли и концентрационные лагеря, в которых погибло около 30 тысяч бурских женщин и детей, а также неустановленное количество чёрных африканцев;

– ихэтуаньское[317] (от китайского: «отряды гармонии и справедливости») восстание против иностранного вмешательства в экономику, внутреннюю политику и религиозную жизнь в Китае, которое сначала пользовалось поддержкой властей, но через какое-то время, когда императрица Китая перешла на сторону «Альянса восьми держав»[318], восстание было жестоко подавлено. Было немало случаев беспричинных убийств гражданского населения коалиционными войсками:

– во Франции широко обсуждалось т. н. «дело Дрейфуса»[319], судебный процесс по делу офицера французского генерального штаба, еврея по национальности, приговорённого к пожизненной ссылке на основе сфальсифицированных документов. Процесс проходил на волне мощных антисемитских настроений во Франции:

– во Франции прошла Всемирная выставка и, приуроченные к выставке, Вторые Олимпийские игры[320]. В Играх участвовало 975 мужчин и 22 женщины (?!).

…для сравнения, на последней Олимпиаде в Лондоне участвовало 5892 мужчины и 4676 женщины, в первом случае около 3 %, женщин от числа мужчин, во втором около 80 %…

…безмятежная жизнь знати на рубеже веков

А в это время, как говорилось в традиционных романах, знать продолжала вести свою праздную жизнь: балы, приёмы, великосветские пересуды. Развитие экономики, борьба за сырьё, за рынки сбыта, вносила свои коррективы, заключались военно-политические союзы, но война никого не страшила. Царские и королевские дворы всей Европы (включая Россию) практически были родственниками, но это не мешало им использовать националистическую риторику, казалось бы, совершенно чуждую их сословной исключительности. Они жили в своём мире и были уверены, что для них ничего не изменится, даже в случае войны.

…Первая мировая война: отрезвление

Первая мировая война, первая газовая атака[321], не просто изменили политическую карту мира, они поменяли мировоззрение людей. Метафорически можно сказать, что именно после Первой мировой войны, после первой газовой атаки, «двадцатый век» окончательно сменил век «девятнадцатый».

Эйфория прошла, отрезвление стоило жизни миллионам людей.

Сегодня, когда прошло более ста лет, тогдашнее неведение «сильных мира сего» воспринимается почти как инфантилизм, но постфактум всегда легко рассуждать об инфантилизме.

Точно также, как после двух кровавых мировых войн, легко рассуждать о кризисе мужского взгляда на мир, который ещё далёк от завершения даже сегодня.

Особенно в постсоветской, мусульманской стране «третьего мира», в которой пишутся эти строки.

…философия и психология на рубеже веков

О философии и психологии этого периода следует говорить отдельно, поскольку у них своя специфика, свой хронотоп (свой историохронотопос). Но и предельно кратко, поскольку они имеют прямое или опосредованное отношение к «Гедде Габлер».

Если говорить о философии второй половины XIX века, то, в контексте настоящей работы, прежде всего, должны быть названы два имени: Шопенгауэр[322] и Ницше[323]. Трудно сказать, знаком ли был Ибсен с их работами, насколько был знаком, но, он не мог не знать этих имён. Что касается идей этих философов, то примем во внимание, что у культуры (имеется в виду, неэвклидово пространство культуры) свои способы трансляции, восприятия, запоминания.

Об идеях Шопенгауэра и Ницше и в те годы, и много позже, могли азартно рассуждать даже те люди, которые не прочитали ни одного их текста. Идеи свободы воли, необходимость постоянно утверждать себя в окружающем мире, представление о том, что бог умер, по крайней мере, как инстанция, к которой можно обращаться в поисках утешения, потребность в сверхчеловеке[324], способном выжить в мире, который окончательно покинул бог, все эти, и другие вопросы, витали в воздухе, определяли духовную атмосферу времени.

Широкое распространение получили взгляды Шопенгауэра и Ницше о женщинах.

Шопенгауэра, который говорил:

«Женщина не создана для высших страданий, радостей и могущественного проявления сил»,

«Женщины не имеют ни восприимчивости, ни истинной склонности, ни к музыке, ни к поэзии, ни к образовательным искусствам»,

«Европейская дама есть существо, которое не должно собственно существовать».

Ницше, который говорил:

«Вы идёте к женщинам? Не забудьте взять плётку!»,

«Какое дело женщине, до истины! Её великое искусство есть ложь»,

«Женщина начинает терять стыд, когда разучивается бояться мужчины. Благодаря этому – женщина вырождается».

Добавим, что современник Ибсена, основоположник современной шведской литературы и театра. Август Стриндберг, переписывался с Ницше, и разделял его взгляд на женщину. В его знаменитой драматической трилогии: «Отец», «Фрёкен Юлия», «Заимодавцы», женщина рисуется как исчадие ада, как воплощение низших чувственных инстинктов, способная только на то, чтобы изощрённо эксплуатировать мужской ум и мужскую душу.

Не трудно предположить, что Ибсен писал свою «Гедду Габлер», отталкиваясь от идей Шопенгауэра и Ницше, и от драматической трилогии Стриндберга, во многом, с ними не соглашаясь. «Гедду Габлер» можно признать своеобразной антитезой двум этим пересмешникам женщин и трилогии шведского ненавистника женщин.

Если говорить о психологии конца века, то она была не более как «беременна» (скорее, на ранней стадии) теми идеями, которые найдут своё выражение в идеях Фрейда[325] и Юнга[326], всего огромного корпуса психологии XX века.

Впереди была «молодая Вена»[327], которая была невозможна без Фрейда, впереди был Шницлер