писатель Гамсун находится за порогом «новой драмы» (те же 31 год), не мог бы он оказаться и среди «молодых венцев», для них он босяк, эстетические изыски его мало волнуют. Не будем забывать, что в 1920 году он получил Нобелевскую премию по литературе «за монументальное произведение «Плоды земли» о жизни норвежских крестьян, сохранивших вековую привязанность к земле».

Но в 1890 году (напомню, в год когда была написана «Гедда Габлер») он пишет любопытную работу «О бессознательной духовной жизни». Уже тогда он задумывается над «необъяснимыми душевными состояниями», о «внезапном, сверхъестественном проникновении в неведомые царства», о «предчувствие грядущего несчастья в момент безоблачности», и о том, что «из этих почти незаметных душевных движений… и созревают мысли, решения, побуждения к началу дня».

Но «весёлый апокалипсис», «грядущее светопреставление» не для него, ему чужды любая эсхатология с одной стороны, любая надрывность с другой. И, как не парадоксально,

…кто-то может возразить, что в этом как раз нет никакого парадокса, эсхатология всегда надрывна…

его трудная жизнь, в которой случалось всякое, не заставила его восстать против предустановленности самой жизни.

«О, этот неповторимый мир, в котором бесконечно малое растворено в бесконечно большом»,

повторял он, вновь и вновь возвращаясь к жизни.

…Ибсен: отказ от романтизации «народного духа»

Что же сам Ибсен, как изнутри, а не извне, он пришёл к «Гедде Габлер»?

Ибсен начинал как романтик. Национальные идеи, национальный фольклор, воспринимались им как неисчерпаемая сокровищница нетленной духовности, как выражение подлинного «народного духа».

…от этого же «народного духа» отталкивался Кнут Гамсун, но у него изначально не было какой-либо романтизации…

Но разочарование пришло очень быстро.

Приведу один, на мой взгляд, весьма симптоматичный пример. У феи норвежского фольклора – Хульдры, в которую влюблён герой пьесы «Иванова ночь»[345], обнаруживается коровий хвост.

«Коровий хвост» – почти символ национального фольклора, «грубого искусства грубых людей».

«Пер Гюнт»[346] Ибсена сегодня воспринимается как выражение истинно норвежского духа,

…и на этом строятся многие туристические маршруты по Норвегии…

в то время как сам Ибсен написал это произведение, с целью развенчать любые способы идеализации фольклора. Крестьяне выступают в «Пер Гюнте» как грубые, злые и жадные, а фантастические образы национального фольклора как уродливые, грязные, злобные существа. Совсем не случайно, многие любители литературы в Норвегии и в Дании, критически отнеслись к «Пер Гюнту» Ибсена.

Великий сказочник Ганс Христиан Андерсен[347]

…при всём его величии, признаемся, что массовая культура придала его сказкам «хрестоматийный глянец», который налипает на любое восприятие…

называл «Пер Гюнт» худшей из когда-либо прочитанных им книг, презрение к народному фольклору казалось ему кощунственным. Если добавить, что Эдвард Григ[348], который воспринимается сегодня как самый «норвежский» композитор, с большой неохотой согласился писать музыку к пьесе (попросту не смог отказаться от гонорара), и в течение нескольких лет откладывал выполнение заказа, то картина станет достаточно полной.

Парадокс в том, что музыкальная сюита «Пер Гюнт» Грига, оказалась чрезвычайно популярной во всём мире, и, по существу, возвратила слушателей к романтически-идеализированному восприятию «эксклюзивной» Норвегии. А нам остаётся примириться с тем, что «хрестоматийный глянец» неизбежно сопровождает сегодня всё то, что можно отнести к «национальному духу», возможности эксклюзивности которого, весьма сомнительны.

…«Гедда Габлер»: начальные эпизоды

Вернёмся к «Гедде Габлер». Вспомним, как она начинается.

Йорген Тесман, учёный, аспирант по кафедре истории культуры, после шестимесячного отсутствия возвратился домой с молодой женой, Геддой Габлер.

Тесман добропорядочный, трудолюбивый, смиренный человек, и в жизни, и в работе. Средний человек, который и в особой сказке не нуждается, его вполне устраивает «предустановленность жизни».

Вспомним слова Г. Гессе: «спокойное следование большинству для ведения средней умеренной жизни… без яростных бурь и гроз».

Это в полной мере относится к Йоргену Тесману. С одним исключением.

Иногда «сказки» случаются и со «средними людьми». Так произошло и с Йоргеном Тесманом, он сумел жениться на красивой дочери генерала. Это придаёт особый смысл его смирению и его трудолюбию. Поднимает его значимость в собственных глазах.

Тесмана встречает родная тётка, которая воспитывала племянника, когда он потерял родителей. Тётка не скрывает своей радости, племянник сделал научную карьеру, не сегодня – завтра, станет профессором, к тому же, на удивление многих, сумел жениться на красивой дочери генерала. Они беседуют о самом обыденном («тысяча мелочей»), что составляет их каждодневную жизнь. Тётка не без удовольствия сообщает, что в доме всё подготовлено к их приезду, она даже сохранила старые, домашние туфли племянника (как не умилиться), купила нарядную шляпу для Гедды (ещё один повод для умиления).

Но в словах тётки проскальзывают нотки тревоги. Всё-таки жена племянника генеральская дочь, красавица, с этим нельзя не считаться, она помнит, – как такое можно забыть – как генеральская дочь мчалась верхом, в длинной чёрной амазонке, с пёрышком на шляпе. Да и в остальном, она не может не понимать, что жена племянника другая, из другого мира.

…«аттракционы» Гедды Габлер

Уже первое появление Гедды подтвердит опасения тётки.

Сначала она откажется разделить восторги по поводу сохранённых домашних туфель («право, меня это мало интересует»).

Потом прямо заявит, что вряд ли уживётся со старой прислугой, которая много лет жила в этом доме.

Откровенно посмеётся над нарядной шляпой, которую купила тётка. Назовёт её «старой шляпкой прислуги», хотя не могла не заметить, что шляпка не старая, и не шляпка прислуги.

А потом, когда Тесман пойдёт провожать свою тётку, «будет ходить взад и вперёд по комнате, то заламывая, то стискивая руки, словно в бешенстве» (ремарка Ибсена).

Бешенство переполняет её. Не может она так жить. Не хочет.

Эта мещанская интимность не для неё, она подкоркой чувствует, что её беременность сделает её заложником этой интимности, обволакивающей, словно липкая тина.

«Все эти мизерные условия, в которые я попала. Это они делают жизнь такой жалкой, прямо нелепой»: признаётся она.

Так будет продолжаться и дальше.

Гедда не смирится, она придумает различные «аттракционы», чтобы взорвать этот мир изнутри. Настолько, насколько хватит сил.

Пока не дойдёт очередь до последнего «аттракциона». До неё самой.

Сначала придёт очередь её «подруги» Tea.

Tea увлечена Эйлертом Левборгом. Бросила ради него свою семью и теперь готова во всём разделить его участь.

Гедда когда-то сама увлеклась этим Эйлертом Левборгом, не могла не понимать, что он намного талантливее, чем её избранник Йорген Тесман. Но всё-таки вышла замуж за Тесмана, то ли потому что он готов на всё ради жены, то ли как раз потому, что он зауряден, то ли по другим причинам.

Tea доверилась Гедде то ли по наивности, то ли потому,