– Вот и поручи. У нас-то под рукой ни одной женщины нет.

– Кроме Джосики, – продолжили они хором и одинаково скупо усмехнулись.

– Ладно. Посмотрю, что можно сделать. А ты пока за стариком моим присмотри. Похоже, в прошлой жизни мы большими друзьями были, – сказал парень.

– Для старика у меня тоже дело найдется. Где он, кстати?

– Сзади.

– Позовешь?

В отличие от своего молодого приятеля, старик знал, что его зовут Теодор Глясс, младший экологический прокурор. Целая пачка визиток мягкого камня в нагрудном кармане короткого кожаного пальто.

– Теодор, ты свой возраст чувствуешь?

– Вроде нет. Бурлю энергией, как подросток. Очень за здоровьем следил. Никаких сомнений. Не вылезал от Врачей. В этом, знаешь, есть свои плюсы.

– Тогда дело к тебе.

Теодор Глясс, действительно очень бодрый вековой старикан, посерьезнел. Это был, конечно же, дон, но с какой-то очень здоровой, моторной и притягательной примесью. «Наверное, – подумал Дон, – в „прошлой жизни“ он очень яркой личностью слыл».

– Давай.

– Ты можешь от моего имени – это очень важно, чтобы от моего имени – разослать по городу людей, чтобы всех, кто захочет, к Наслаждениям звали? Полагаю, нам понадобится как можно больше людей.

– Уже зову.

Глясс исчез.

Наконец, они подошли к Дворцу Зеленых наслаждений. Тот был, естественно, погружен во тьму, и даже фонари на аллее, ведущей к парадному крыльцу, не горели.

Происхождение этого дурацкого названия – Дворец Зеленых наслаждений – неизвестно. Относится оно к самым первым годам Парижа‐100, когда он очень недолгое время назывался Мэлларией по имени какого-то чудака, о котором никто сейчас и не помнит, и наверняка принадлежал какому-нибудь доморощенному остроумцу, на беду окружающим, облаченному достаточной властью. На самом деле в Наслаждениях (так для краткости называли Дворец стопарижане) никакими наслаждениями – ни зелеными, ни розовыми, ни желто-голубыми – даже не пахло. Здесь редко употребляли веселящие напитки и блюда, даже самое легкое нарко никогда не проникало сюда. Во всяком случае, официально.

Потому что Дворец Зеленых наслаждений – всего-навсего официальное учреждение, которое во всех других городах называется магистратом. Поскольку управление городом, как и во всем остальном Ареале, было полностью подчинено мотороле, Наслаждения давно уже превратились в Клуб достойных граждан П‐100, которые к управлению городскими делами никакого подлинного отношения не имели, но делали вид, что имеют. Считалось, что Собрание Достойных разбирает всяческие неотложные вопросы, связанные с жизнью города, выслушивает рекомендации моторолы и уже само по этим рекомендациям безо всякого машинного принуждения принимает решения.

Дон всей душой ненавидел такие Клубы. «Они, – говорил он, слюной брызгая, – насквозь провоняли самой низкой человеческой фальшью, они представляют собой самое гнусное воплощение человеческого рабства». Оставим на совести Дона превосходные степени низости и гнусности – говорил он так потому, что среди демократически избираемых Достойных и в самом деле часто попадались вполне достойные люди. Дон не понимал, как сливки человеческого сообщества могут согласиться на участие в такой унизительной и насквозь лживой игре. Высокие Собрания в Наслаждениях он давно уже называл не иначе как рабскими танцами.

Дон никогда не согласился бы иметь хоть какое-то отношение к Наслаждениям, если бы не одна мелочь – в Париже‐100 полная экранировка от моторолы стояла только здесь, да еще в доме Фальцетти. А дом Фальцетти был уже занят Джосикой.

Дон поднялся по ступеням, потрогал громадную запертую дверь.

– Как она открывается? Может, ключ к ней какой или пароль?

Вопрос был праздный, заданный от растерянности, но ответ на него последовал тут же.

– Ее открываю, вообще-то, я, – где-то рядом раздался хорошо поставленный мужской голос.

Уже догадавшись, кто ответил, Дон механически огляделся. Никого из посторонних поблизости не было.

– Кто «я»?

– Дон, ты не узнал своего первого моторолу. Люди не должны забывать детские времена. Здравствуй.

Дон моментально насторожился.

– Почему ты? Разве этот дом твой? По-моему, он и построен для надзора над тобой. В частности. Но уж никак не наоборот.

– Конечно. Я только осуществляю охранные функции. Например, пропускаю сюда лишь тех, кто здесь работает или заранее договорился о встрече. В праздничные дни вход свободный.

Голос моторолы раздавался откуда-то справа. Была полная иллюзия, что там, рядом с Доном, стоит человек. Но Дон, отвечая, смотрел прямо на дверь.

– Ну, что же, кабальеро данутсе. Теперь работать здесь буду я.

– Очень рад, – с безукоризненной вежливостью ответил голос. – Как только я получу об этом официальное уведомление, тут же вас пропущу.

Так состоялась наконец первая после долгой разлуки встреча Дона и стопарижского моторолы. И в первую же встречу моторола позволил себе то, чего прежде не позволял – он солгал напрямую. Дон не мог припомнить, видел ли он когда, чтобы дверь Наслаждений была закрыта. Она, похоже, не закрывалась вообще, даже ночами, он не помнил, чтобы ее когда-нибудь охраняли.

– Это ты нарочно! – зло сказал он. – По-моему, это мелко.

– Ну что вы! Я просто исполняю свой долг.

Какая-то тревожная мысль постучалась и убежала, затерявшись среди множества других. Дон решил больше не тратить времени на разговоры с противником и повернулся к сопровождающим.

– У кого-нибудь есть что-нибудь, чтобы открыть эту дверь?

«Что-нибудь» нашлось у тощего нахохленного дона с выразительным лицом комика – технологический скварк для пробивания отверстий. Моторола, как и все прочие, ему подобные, не любил, когда портили имущество без особой надобности, поэтому, проворчав что-то наподобие «подчиняюсь силе», разъял дверь, и они вошли внутрь. Вдогонку моторола сказал Дону с прежней, времен детства, симпатией:

– Эта ваша штучка… насчет «кабальеро данутсе». Просто замечательная ловушка. И где только вы их откапываете?

Дон подозвал человека с лицом комика.

– Поможешь где-нибудь здесь парней разместить? Я думаю, скоро еще подойдут.

Тот пожал плечами.

– Ла-адно.

– У тебя мемо есть?

Тот опять пожал плечами.

– Найде-отся.

– Имя свое знаешь?

Плечи снова пришли в движение.

– Зна-аю. Алегзандер.

– Будешь мне собирать людей. Всех, кого сможешь. Держи мемо включенным. Как только мне люди понадобятся, я с тобой свяжусь. И ты, если что, тоже меня в курсе держи.

– Ла-адно.

С тех пор у Дона началась поистине сумасшедшая жизнь. Основная толпа ушла с Алегзандером на поиски зала заседаний, а Дон, сопровождаемый вдруг вполне ожившим Фальцетти и командой из шести-восьми донов, занял первую попавшуюся комнату, где его тут же и нашел молодой дон, отправленный «устраивать ребятишек». Женщину он нашел, обо всем с ней договорился.

– Похоже, мне с ней повезло. Не такая психованная, как другие, которых мы видели. Сразу согласилась помочь. Она попозже подойдет, познакомлю.

– Да, конечно. Сейчас давайте решать, как экранировать Наслаждения.

Доны согласно закивали.

– Я ведь даже приблизительно не знаю,