Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В те бурные годы, которые прошли после Реформации, шотландцы были свидетелями многих протестов и народных демонстраций. Придерживаясь своих традиций и разбираясь в законах, они не могли в феврале 1638 г. выступить, не опираясь на прецедент. Они нашли его – Уорристона и других, и он имел место в 1580 г. В этот год дворянство и клир принудили молодого короля Иакова VI подписать Символ веры, согласно которому в Шотландии окончательно воцарялась кальвинистская церковь и вводилось кальвинистское богослужение. Февральский протест 1638 г. призывал не к чему-то новому, а к возвращению договоренностей 1580 г.
Уорристон размышлял над текстом Символа веры на протяжении последних четырех месяцев. К нему присоединился Александр Хендерсон и еще один священник – Дэвид Диксон, человек ограниченный и надменный. Как представляется, именно эти трое подготовили документ, который получил название Национальный ковенант, ставший манифестом нового движения. На самом деле это было подтверждением Символа веры 1580 г., подкрепленным протестом против всех тех изменений, которые произошли в Шотландии после его принятия, приведших во многом к отказу от истинного вероисповедания. Заключительный параграф был клятвой хранить веру: «Сознавая нашу ответственность перед Богом, нашим королем и страной, мы обещаем, поклявшись великим именем Бога, нашего Господа, исповедовать нашу веру. Мы будем защищать ее и противостоять всяческим ее искажениям, следуя нашему призванию, со всей той властью, которую Господь вложил в наши длани, в течение всех дней нашей жизни».
Шесть дней спустя после событий у Рыночного креста Эдинбурга, в среду 28 февраля 1638 г., главные вожди мятежа встретились в церкви Грейфрайерс-Кирк. Хендерсон произнес проповедь, Уорристон зачитал пространный документ, и все лорды и дворяне во главе с графом Сазерлендом поставили свои подписи под ним. Джентри и священники продолжили его подписывать в четверг; в пятницу пришла очередь горожан Эдинбурга. Было большое стечение народа в церкви и на церковном дворе.
В следующие недели копии Национального ковенанта распространили по всей Шотландии. В каждой церкви, городке и деревне, во всех местностях южной части страны люди прикладывали свою руку к священному обязательству. «Я наблюдал, как несколько сотен людей вместе подняли свои руки, и слезы покатились из их глаз», – писал один священник. Говоря словами Уорристона, «эта духовная чума тьмы египетской, поглотившей свет Евангелия», наконец-то перестала свирепствовать, и шотландцы отпраздновали «великий день обручения нации с Богом».
Архиепископ Споттисвуд констатировал: «То, что мы сделали за эти тридцать лет, было отброшено в одну минуту». Совет в Стирлинге, подготовив с мрачной решимостью документ, который уже сам по себе был мятежным выступлением против короля, оказался не в силах укротить шторм, вызванный их недальновидной политикой. «Ужасный гнев Господень» обрушился на страну.
Глава 2. «Корабельные деньги». Март-июнь 1638
В Англии в том году весна пришла рано, живые изгороди мгновенно оделись зеленью; тюльпаны, даже в северных садах, расцвели в конце марта, а «абрикосовые деревья и кусты сливы были в буйном цвету». В это теплое время король, сам того не желая, неожиданно оказался на опасном повороте своей судьбы.
Ковенантеры – это название появилось спустя несколько недель после появления Национального ковенанта – действовали быстро. Текст Ковенанта, доставленный в Лондон активным молодым священником, стал известен противникам короля раньше, чем самому королю. Новость о мятеже шотландцев быстро распространялась среди сочувствующих им граждан. Лод жаловался Вентворту, что копии Ковенанта есть у каждого жителя Лондона. Даже в окрестностях Уайтхолла можно было встретить тех, кто принял сторону мятежников. Придворный шут Арчи Армстронг, у которого быстро развязывался язык после принятия спиртного, назвал архиепископа Лода «монахом-мошенником и изменником». Его сразу же отправили за решетку, его дело начал разбирать Суд Звездной палаты, и только по просьбе Лода расследование было прекращено.
Потешная выходка подвыпившего шута не представляла опасности, и король смог ее сразу пресечь, но он подозревал, что Арчи вдохновили на такой поступок люди с большим влиянием при дворе и в Лондоне. Демонстративное неповиновение королевской власти ширилось в народе. Петиции против взыскания «корабельных денег» приходили к королю из Линкольншира, Нортгемптоншира и из пограничных с Уэльсом графств. Шерифы докладывали о непреодолимых трудностях при сборе налога в Сомерсете, Хемпшире, Суррее, Беркшире, Хантингдоне, Норфолке, Вустере, Дерби, Ноттингеме, Нортумберленде и в Центральном Уэльсе. В Норфолке сельские жители проявили изобретательность: когда шериф попытался забрать скот у тех крестьян, которые не захотели платить, их соседи пустили этот скот в свое стадо, так что люди шерифа не смогли его отличить. Даже если бы шерифу и удалось захватить несколько голов скота, то выручить за них деньги он не смог бы, так как никто не купил бы чью-то собственность, захваченную подобным образом.
Упорное сопротивление мероприятиям королевской власти в Англии и Уэльсе представляло такую же опасность, как и то, что произошло в Шотландии. Стихотворные пасквили, в которых критиковалась политика короля и он сам, буквально наводнили Лондон. Каждому беспристрастному наблюдателю было ясно, что мятежники обеих наций симпатизировали друг другу. Венецианский агент в Лондоне сообщал своему правительству, что король никогда не сможет подавить мятеж в Шотландии с помощью своих английских подданных, больше половины которых были кальвинистами.
Управляющие «Провиденс компани», пользуясь негласным разрешением короля, занялись укреплением островов на случай нападения испанцев. Попутно шло обсуждение вопроса о будущем находившихся в упадке поселений компании на Карибах. Представители компании познакомились с лордом Форбсом, шотландским солдатом удачи, который воевал на суше и на море, в частности на Балтике в войсках королей Дании и Швеции. Но на тот момент у компании не было средств нанять его.
Другой шотландский солдат удачи, Александр Лесли, тоже оказался в то время проездом в Лондоне. Он возвращался на родину с полей боев в Германии, где был маршалом в войсках шведской королевы. Офицер такого высокого ранга, несомненно, мог иметь знакомых и дела в Лондоне, возвращаясь в Шотландию. Он встречался со многими ковенантерами, в том числе с Роутсом, который намеревался выдать свою дочь за него замуж. В Англии и Шотландии только и было слухов что о войне.
В наступившем новом году ни один человек на Юге и Западе Шотландии не осмеливался ни слова сказать в защиту епископов или короля. Попробуй кто-то так сделать, ему не поздоровилось бы.