досках. Сидеть было тяжело, хотелось снова опереться на стену или и вовсе лечь. – Отвоевал бы право на наследство, – он закашлял, – грозят по другим детям поделить, – тише добавил он.

– Вот как… – Лазарь снова глотнул немного. – И вернулся бы потом сюда с войском… выходит, для нас и правда лучше, что ты умрёшь.

– Выходит, так, – согласился Фауст.

Они замолчали. Дозорный допил всё до конца и, отставив опустевшую бутылку, потянулся за новой.

– У вас хоть что-то хорошее произошло от того, что я появился? – вдруг спросил Фауст. – Просто подумал… везде, где был, начинались беды. Может, и правда, зря вообще отправился…

Лазарь прикрыл глаза.

– Ты доложил о тех троих в степи. А последние дни… они хорошо показали отношение некоторых людей к временной власти. Хорошо, что это сейчас вскрылось, а не в чём-то, ну… опаснее. Теперь мы знаем, кому можно доверять, а кому – нет. Наверное, – признал он, – это тоже хорошо. Ещё у меня нога почти зажила, – он улыбнулся, – а о каких бедах говоришь?

Фауст тихо рассмеялся.

– В первой деревушке жители разделились надвое. Говорят, избили старосту, прогнали его семью и устроили погромы на улицах. Во второй, не желая того, опорочил дочь головы прямо на свадьбе. Хорошо, если не дошло до скандалов с рукоприкладством… а в третьей, – он махнул головой, – в третьей обещали колесовать. Слухи дошли не вовремя. Если б не медвежья княжна, даже не добрался б до вас.

– Держи, – дозорный протянул ему новую початую бутылку, – не бери в голову. Если такое случилось, значит, они давно по лезвию ходили. Уверенный брак не порушится от незваного гостя. Да и старосту, ежели уважают, прогонять не будут.

– Возможно, – пробормотал Фауст, приняв напиток. Он снова поднёс его ко рту и, не разомкнув губ, отставил бутылку в сторону.

– Не о том сейчас тебе думать надо, – посоветовал Лазарь. – О себе подумай. О семье. О друзьях. Может, дома осталось что хорошее? Расскажи. Отвлекись.

Фауст пожал плечами и задумался. Ему вспомнилось, как они с Корнелией и Гнеем впервые устроили концерты – тогда ещё втроём. На площади в Мотасе их освистали, конечно, но так, по-доброму. Корнелия после в истерике говорила, что никогда больше того не повторит, и с ними больше не выйдет, чтоб лицо её в городе не запомнили в плохом свете. Они после того медведя и купили. Вот на окраинах хорошо встретили. И в прошлом году фрахейские деревушки были им так рады… всесильные белые господа, сказала княжна Ребекка. Он вспомнил, как побывал на королевском приёме. А первый день в храмах! Огромные шкафы с книгами, длинные коридоры, тёмные подвалы и высокие винтовые лестницы… ему всего шесть лет было, и стены незнакомых зданий тогда вызвали невероятный восторг. Кто бы ему сказал, что среди этих лестниц и коридоров придётся провести столько времени…

Лазарь рассказал, что он женился месяц назад, а старшего брата недавно повысили до пятидесятника. Рассказал, что матушка давеча звала на праздничный обед, и сготовила на всех пироги с черникой и мятой. Что жена его начала вышивать, и украсила все скатерти в родительском доме. Они оба говорили о том, что было недоступно друг другу. Фауст – про богатство дворцовых званых ужинов, морские экспедиции и бесконечную учёбу, а Лазарь – про тихое семейное счастье, добрых родных и любящую супругу. Бутылки уже все опустели, и даже старый запасённый в деревнях мёд из мешка с вещами уже пошёл в дело. Оконце под потолком горело полуденным светом, начало постепенно гаснуть и, наконец, окрасилось кровавыми лучами заката.

– Ох, вот что ещё вспомнил: когда я вернулся с той поездки, ну, с островов, то… – Фауст повернулся к дозорному. Тот опустил голову на грудь и тихо сопел, не шевелясь. Мастер тронул его за руку – тот только чуть всхрапнул. Неудивительно – после такой-то ночки… вздрогнув, Фауст переводил взгляд со спящего Лазаря на свой свёрток с колбами и порошками, и снова на Лазаря. Как он сейчас был рад, что не притронулся к его водке. Ты знаешь выход, сказал ему отец во сне. Ты помнишь, что мы делали, когда тебя ещё допускали в подвалы?

Тихо, стараясь даже не дышать, Фауст принялся копаться в мешке. Пороха оставалось мало, слишком мало, чтобы сделать что-то серьёзное. Да и куда?.. на глаза попались дымовухи, которые он мастерил в первую ночь в степи. Разорвав одну на куски, он принялся ссыпать порох в бумажные свёртки и затыкать отверстия скомканными бумажными лоскутами. Бумага должна прогореть быстро. Когда с ними было покончено, он принялся разгребать оставшиеся в мешке склянки. Купорос… осколки от искристой свечи… медная стружка… когда он добрался до раствора свинцового уксуса, глаза его загорелись. Обернувшись, Фауст подобрал одну из пустых бутылок и вытряс из неё последние капли.

Призрачный мужской силуэт перед его глазами широко улыбнулся.

***

Лазарь зашевелился. Потёр лицо ладонью, открыл глаза и удивлённо глянул на окно под потолком.

– Извини, – пробормотал он, – извини, пожалуйста. Ночь была бессонная… давно сплю?

Фауст покачал головой.

– На закате уснул, – негромко ответил он, – не хотел уж тебя будить… всё хорошо. Спасибо, что сегодня со мной побыл.

Охранник встал на ноги, чуть покачиваясь, и отряхнул штаны.

– Э, зря я столько… – он махнул рукой на пустые бутылки и вздохнул. – Как теперь командиру-то показаться? Даже проспаться не успею к утру. Не прощаюсь, – он положил руку ему на плечи, – я завтра тебя буду отводить. Скоро уж увидимся.

– Ты помнишь? – Фауст поднял взгляд. – Помнишь, что пообещал сделать?

Лазарь смутился.

– Э, не совсем, признаться…

Мастер сполз с досок и рухнул перед ним на колени.

– Возьми с собой мои вещи, – зашептал он, – возьми на площадь, пожалуйста. Там дневник и ещё платье моё. Сожги их, сожги в том же костре. Ты найдёшь. И медальон на ветки. Яблоня, помнишь? Пожалуйста, – он снова едва не заплакал. – Возьми мешок. Это очень важно.

– Х-хорошо, – тихо ответил Лазарь. – Я возьму. И сожгу. Я всё сделаю.

– Именем бога своего поклянись, – полубезумно прошептал он. Охранник, помедлив, кивнул.

– Всё сделаю. Тебе оставить?.. – он махнул рукой в сторону последней полной бутылки.

– Ночь длинная, – грустно