— Простите, — выдавил Марек.

Следовательница Бряк отодвинула его и села в кресло для посетителей.

— Какие обстоятельства? — напомнила она.

Я выставил руку, прерывая остальные вопросы. Достал футляр и выставил на стол колбы, закрепив в специальных держателях. Начнём по порядку.

Первый припой, как я и ожидал, почти ничего не показал. Кузьма разбирался с делом о поставке просроченных зелий. Алхимики возражали, что поставили всё в срок и в надлежащем качестве, а испортилось зелье из-за неправильного хранения. Устав от криков и бесконечных жалоб, он собрался пообедать и вышел через черный ход, как выходил всегда. Он не любил толкаться в приёмной гильдии — там всегда собиралось много народу, и чтобы добраться до улицы приходилось переплывать эту бурную человеческую реку. Убийца должен был знать его привычки, а, следовательно, они были знакомы. Вот только выбравшись в тупик, Кузьма не успел сделать и шага, ничего не увидел, не почувствовал запаха. Зазубренное лезвие впилось в шею и рванулось назад и в сторону, будто собиралось оторвать голову. Удивление опередило боль, но и она не заставила себя ждать, набросившись безжалостным хищником. Смерть обняла и выдавливала остатки жизненных сил… Я дергался… руки бились о ступени… холод пробирался по венам и цеплялся ледяными когтями, впиваясь в сердце…

— Пан Вильк! Пан Вильк!

Меня дернули за плечо, и я с облегчением почувствовал, что сижу в своём кабинете, а не корчусь на грязной лестнице.

— Что-то узнали? — наклонившись надо мной, спросил Марек.

Но я покачал головой и потянулся за новой колбой. Попробуем на вкус кучера.

Я медлил, не решаясь сделать глоток. Живая кровь — не мёртвая. Может занести в любую, даже самую дальнюю часть жизни её хозяина. Тут главное не перестараться, а коснуться вскользь самых последних часов, иначе затянет в водоворот воспоминаний, которому не будет ни конца не края. Однажды, по неопытности, я блуждал в чужой памяти несколько дней.

Меня передернуло. Решайся! Перед смертью все равно не надышишься. Я прильнул к колбе и втянул безвкусную, бледно-розовую воду.

Кучер ёрзал на козлах, с жадностью разглядывая спорящих купцов в дорогих одеждах. У каждого, подпрыгивая от взмахов рук, на груди покачивалась золотая цепь, знак принадлежности к гильдии. С таких можно срубить хороший куш. Они вечно торопятся и с легкостью накидывают несколько растов за скорость. А если завести такого в тёмную подворотню, то за одну цепь можно выручить…

Кучер передернул плечами. Последнее время ему не везло, «жирные клиенты» ускользали из-под пальцев. Мелкие купцы, да ремесленники не связывались с ним. И даже орастые скряги и те выбирали лошадь помоложе, повозку поновее, а возницу посговорчивее. Невольно полезет в голову всякая жуть. Он осенил себя знаком Четырех, и шмыгнул носом. У тупика под башней купеческой гильдии собралась уйма народу. Что-то кричали, вопили. Кругом рыскали стражники. Прошел слух, что градоначальничьего сынка укокошили. Туда ему и дорога. И всем остальным богатеям в придачу.

Промеж толпы суетился какой-то неприятный тип, подкатывал то к одной повозке, то к другой и быстро убирался подальше. Капюшон скрывал голову, а низ лица прятался в широком черном шарфе. Потерпев очередную неудачу, он направился прямо к кучеру и застыл, склонив голову. Из глубины капюшона смотрели два тёмных глаза.

— Куда вас, неужто в саму Полуночную бездну? — недобро оглядывая длинный рваный плащ, съязвил я.

То есть будущий свидетель, конечно. Я в… неважно… где-то в другом месте. И я это не он.

— Везти никуда не надо, — неразборчиво проговорил незнакомец.

От него нестерпимо несло знакомым одеколоном «Мормора».

Голову затянуло туманом. Не может быть!

— Скажите стражникам, что видели, как парня убила всем известная тварь, и получите десять растов.

— Тридцать, — потребовал кучер, склоняясь ближе.

— Жирно не будет? — фыркнул незнакомец и добавил с интонацией Рекара Пшкевича. — Хватит и двадцати.

— По рукам, — испугавшись что не получу ничего, я согласился и протянул ладонь.

В глазах помутилось. Нет! Я сжал кулаки. Никогда не договаривался с подлецами и убийцами. Сознание немилосердно двоилось. Моё «я» протестовало против бездумной алчности кучера, но помешать сделке не могло.

Всё расплылось окончательно. Из-за отчаянного сопротивления проклятый дар показал свою обратную сторону. Дикая боль скручивала тело. Меня словно варили в кипятке и медленно сдирали кожу…

Где-то вдалеке знакомый голос звал меня и требовал очнуться, но из кошмара не так просто выбраться.

Я неспешно поднимался из бездны. Даже понял, кем являюсь и где нахожусь. Вот только сил не осталось даже на то, чтобы пошевелить рукой. Она прилипла к подлокотнику кресла и свисала, словно ветка под тяжестью яблок.

— Ты чего ждал? — ворчала Люсинда. — Чуть пана чародея не угробил.

— Растерялся, — пробурчал Марек. — Такого с ним еще никогда не было.

Я с трудом разлепил один глаз. Следовательница наклонилась надо мной, удерживая в руках светящуюся пирамидку. Та подпрыгивала, собирая витающие вокруг, едва различимые клоки дыма. Они нехотя отлеплялись от меня, дергались, как оторванные от кожи пиявки, извивались и пытались вырваться. Но магия затягивала их в пирамидку и растворяла в белесом сиянии.

— Хорошо еще, что я мастер по зачарованным…

— Его не зачаровывали, — возразил капрал.

— Да какая разница, то же самое, — бросила Люсинда. — Без помощи застрял бы в вымышленном мире и окочурился.

— Благодарю за помощь, — выдавил я. — Расцеловал бы, если мог.

— Оставьте ваши глупости, — поморщилась следовательница, покосившись на Марека. — Сухие и чёрные не в моём вкусе.

— Понял, улетаю, — пробормотал я так, что никто не расслышал.

Пирамидка знала своё дело, медленно, но верно освобождая меня от последствий моей же собственной глупости. Дар припоя жесток и не терпит своевольства. Любые попытки, как-то влиять на череду воспоминаний всегда заканчиваются плачевно. Сопротивление безжалостно карается.

Мне постепенно становилось легче. В голове прояснилось, и я даже смог распрямиться и сесть. Потёр затекшую шею и с признательностью оглядел своих помощников.

— Если бы не вы…

— Ах оставьте эти «телячьи» нежности, — перебила Люсинда. — Что вы увидели?

— Худшее, — тяжело вздохнул я, и рассказал все подробности.

— Я, конечно, знал что он гад, но чтобы людей изводить, — ошалело выдавил Марек.

— Это еще доказать надо, — сдержанно бросила следовательница. — Знакомые глаза под капюшоном и запах одеколона — да нас на смех поднимут. Это же не крестьянин какой, а сам глава