этим вопросом с разных сторон. И так, и этак. Но всякий раз получал отказ. Любовница как будто уперлась рогом в землю и слышать не хотела ни о каком заказе. В конце концов Леопольд психанул. Обвинил ее в неумении шить, назвал плохим мастером. Обидел. Слово за слово — разгорелся скандал. В итоге она столкнула его с кровати и предложила сшить самому. Он понял, что допустил большую оплошность, не согласившись на предложение девушки с холста. Из-за собственной глупости теперь может потерять большие деньги, на которые мог бы содержать любую любовницу, а не искать тех, которые станут содержать его. Сейчас ему было уже глубоко наплевать на то, что девушка с холста была не настоящая Эльвира, а ее портрет. Главное — деньги. Они уплывали из рук. Как песок сквозь пальцы. Леопольд всей кожей ощутил это. Правда, червячок сомнения все-таки понемногу точил душу — думалось, что девушка с полотна, добившись своего, может с легкостью потом надуть. Но была и надежда, ибо он никого за язык не тянул, девушка сама сделала такое предложение. Как она исполнит все, Леопольду было безразлично. Он уже готов был согласиться. Ночь прошла неспокойно. Эльвира спала в спальне. Леопольд в другой комнате — на диване. На следующий день, когда Эльвира снова ушла на работу, Леопольд подошел к картине и стал канючить, что девушка была права, что он оказался круглым идиотом, что просит прощения за свою глупость, просит ее сойти с полотна. Но картина оставалась висеть на месте. А тишина в прихожей звенела в ушах колоколом. И в этом звоне плавали слова девушки, что ему придется просить ее. И он просил. Так прошел весь день. Не добившись, чего хотел, Леопольд опять встретил Эльвиру с распростертыми объятиями, будто ничего вчера не произошло, точно они не спали в разных комнатах. Между тем с порога та немедля предупредила, чтобы он не начинал вчерашний разговор. Леопольд поднял руки в знак согласия, а сам думал: как же не начинать, если для него сейчас нет вопроса важнее? Долго мялся, говорил о чем попало и напряженно при этом пытался сообразить, с чего начать, чтобы снова попробовать уговорить ее пошить эти дурацкие платья. И зачем только они понадобились той мадам, ума не мог приложить. Но заказ есть заказ, его обещание не должно стать пустым, чтобы не превратиться в посмешище. Случаю угодно было зацепить на крючок огромную рыбину, посему нельзя никак допустить, чтобы она сорвалась с крючка. Он усердно терпеливо закружил кругами, не прекословил, тихой сапой, как бы между делом начал вновь проталкивать свою просьбу. Пока наконец не встретил в ответ новый взрыв эмоций Эльвиры. Подступаться к ней больше не осмеливался. Впору было закрыть глаза и забиться в угол, потому что такой он свою любовницу еще не видел. Из этого извлек окончательный вывод: она действительно неспособна пошить подобное платье. Да и никто, видимо, не способен, как утверждала девушка с холста, кроме нее. Итак, у него осталась одна окончательная надежда только на оживший портрет. Но тот не выходил на контакт. Настроение у Леопольда упало. В сознании стали метаться мысли, что он терпит фиаско. Иначе говоря, настроения не было вовсе. А дни шли. В очередной день, оставшись дома один, он, уже сбившись со счета в который раз, приблизился к картине, ладонью погладил изображение и в бессильном исступлении многократно прокричал, что согласен, согласен, согласен исполнить ее желание. Собственно, он и прежде говорил такие слова, но никогда не кричал так неистово и потерянно одновременно. Можно было подумать, он на грани помешательства. После таких выкриков Леопольд грохнулся перед картиной на колени, вскинул руки, коснулся пальцами рамы и, чувствуя себя полным дураком, стал умолять, чтобы портрет Эльвиры на холсте простил его. Так стоял долго, закрыв глаза, пока не ощутил, как рама выскользнула из-под его пальцев. Вскинул веки — картина пропала. Закрутил головой — девушки с холста рядом не было. Позвал — никакого ответа. Застонал, схватился за голову. Тяжело, беспомощно поднялся на ноги. Его качнуло из стороны в сторону. Мысль о том, что все потеряно, что никакое раскаяние ему уже не поможет, обожгла так больно, что Леопольд закрутился на месте, точно угодил на раскаленную сковороду, и захрипел, будто делал свой последний в жизни выдох. Ноги стали ватными. Он бессознательно поволочил их в спальню, опустив глаза к полу. Тела не ощущал, мысли в голове умерли. Дверь показалась такой тяжелой, что потребовалось применить всю силу, чтобы стронуть ее с места. Открывалась медленно, словно целую вечность. Поднял глаза и обомлел. На постели лежала девушка с холста, а рядом на стуле — платье. Мгновенно пришел в себя. Задрожал от радости, бросился к ней:

— Ты меня услышала? — покраснел от взрыва эмоций, до конца не веря, что его мольба подействовала. Зачастил басом, задыхаясь от возбуждения. — Прости, прости, я был неправ! Я дурак! Я согласен на твое условие!

— Я это уже слышала от тебя, не стоит повторять! — откинула руки за голову, полностью открывая свое тело. — Начинай, — прошептала.

И хотя такое тело было для Леопольда не в новинку, он тем не менее ощутил новый горячий прилив, сознавая, что это другое тело, не то, которое он знал наизусть. Сбросил с себя одежду и навалился на девушку. Все было как с любовницей Эльвирой. Девушка была такой же горячей, темпераментной и отзывчивой на всякое касание его рук и губ. Стонала, говорила разные слова и завершила все так же, как завершала Эльвира. Потом лежала молча, смотрела в потолок. Он тоже безмолвствовал, боясь расстроить гармонию ее чувств. Но главное, боясь, что ненароком может разрушить договоренность между ними. Сейчас у него не было ни единой мысли, что он занимался любовью с ожившим портретом. Все было естественно, как обычно с сожительницей. Он даже несколько раз назвал девушку с холста ласковыми словами, которыми называл Эльвиру. И почувствовал, что это ей понравилось. Черт побери, он готов был еще тысячу раз назвать ее так, лишь бы она выполнила свое обещание! Он трепетал, предвкушая удовольствие, которое испытает, получив деньги от мадам. Такое удовольствие нельзя получить ни с какой любовницей, даже с десятком любовниц. Это не просто экстаз, это нечто большее, эта страсть безумна, с которой ничто сравнить невозможно. Разве можно сравнить ощущения, которые получаешь от любовниц, с ощущениями, которые возникают при прикосновении к большим деньгам, зная, что они твои? Никогда. Никогда. Леопольд не шевелился, дожидаясь, когда девушка заговорит