настоящим, а не рисованным! Только сказать об этом никому не могла. Есть вещи, о которых знать должен лишь сам человек. И как бы ему ни хотелось с кем-либо поделиться, делать этого ни в коем случае нельзя. У каждого должна быть своя тайна, ибо без тайны человек остается, как без одежды, нагим, — тогда всякий бери его голенькими руками.

Разумеется, Эльвира могла догадаться о ее тайных мыслях, если бы внимательно вгляделась ей в глаза, но неутихающее раздражение в душе не давало покоя, и она рубила с плеча:

— Неужели не могла сообразить, что тебе ничего нельзя менять в портрете, который нарисовал художник?

— Я хотела помочь Леопольду, — оправдывалась девушка.

— Не морочь мне голову! — недовольно и вместе с тем с сарказмом обожгла сердитым взглядом Эльвира. — Ты себя хотела ублажить!

— Леопольд оказался свиньей. Взял сумку с деньгами и сказал, что купит себе любовниц шикарнее нас с тобой.

— Так и сказал? — захлебнулась Эльвира.

— Слово в слово! — с запалом подтвердила девушка и добавила с разочарованием: — Я думала, он крутой. А он — всмятку. Сказал, что не хочет больше видеть нас!

— Так и сказал? — опять изумилась Эльвира. Сделала паузу. Потом вспылила: — Негодяй! Гад! Увижу — вырву ему жало! Права была Лилия. Предупреждала, что смоется этот выродок при первом удобном случае. Загнал чужое платье, хапнул деньги — и гуляй, Лео. То-то он мне все мозги проконопатил, чтобы я сшила такое же платье! Но сшить такое невозможно. Я подспудно чувствовала, что оно необычное.

— Слышала я, как он канючил! — Девушка попыталась слегка улыбнуться, чтобы разрядить напряженную обстановку.

Но Эльвира не приняла улыбку, сухо с неодобрением хлестнула:

— Слышала и решила воспользоваться? Вот и воспользовалась!

— Прости.

— Чего теперь прощать? — глянула с осуждением. — Раз ты сама все сделала — значит, захотела этого. Вот теперь лопай полной ложкой. Только не пойму, — сделала паузу, — зачем кому-то понадобилось твое платье?

— Не только мое, — негромко известила девушка, — но и то, в котором нарисован портрет Лилии.

— Леопольд делал мне такие намеки, но я не слушала его. — Эльвира встала с кровати и ступила к окну. Отодвинула тюль, глянула на улицу, точно хотела кого-то высмотреть там. — Одним словом, много не говорил.

Девушка следом за нею поднялась со стула, оперлась на высокую спинку кровати:

— Он и про деньги тебе не говорил, — вздохнула. — Мы слишком верили ему, а он, получается, изначально наметил бросить нас.

Эльвиру покоробило от ее обобщения, и наружу вырвалась злость:

— Скотина! Альфонс! Я подобрала его голодным и жалким. Накормила, приодела.

— Преувеличиваешь. Но не переживай, — посочувствовала девушка. — Ты неплохо попользовалась им. Хотя такого любовника потерять жалко. — По тону голоса было ясно: она сочувствовала не только Эльвире, но и себе самой.

— Натворила дел, а теперь напеваешь мне. Поздно. — На секунду хмуро замолчала. — Выставить тебя за дверь, что ли? — Застопорила на визави долгий взгляд. — Но нет, пожалуй, нельзя. Все-таки ты моя копия. Я привыкла к тебе. — Опять ненадолго задумалась, супясь. А потом лицо несколько посветлело. — А знаешь, — предложила неторопливо, — давай мы назовем тебя моей сестрой. Но не Эльвирой, конечно, а, скажем, Эльви. Сестра Эльви приехала ко мне в гости. Согласна?

Такое предложение было принято девушкой с облегчением. Обстановка сразу разрядилась, и в спальне как будто повеяло свежим ветром. Между тем за окном на улице сейчас стояла жара, и никакого ветра не было. Прохлады не хватало. Люди маялись под яркими лучами солнца. А здесь дышалось легко. Эльви радостно, громко, раскатисто засмеялась:

— Да, конечно, согласна!

— Стало быть, договорились! А Леопольду настроим козу. Долго будет помнить нас. Я предупрежу Лилию, что он наверняка заявится к ней. Обломится ему второе платье! Если он пообещал его заказчику, то обман будет дорого стоить Леопольду.

— Я поддерживаю! — весело подхватила Эльви.

— Еще бы ты была несогласна, — усмехнулась Эльвира. — А давай-ка мы ему сейчас позвоним! Интересно, ответит он на мой звонок или нет? — Вышла в прихожую, где на тумбочке оставила сумочку с телефоном. Закрыла входную дверь на ключ и из прихожей подала голос:

— А ключи от квартиры он оставил?

— Я не видела, — отозвалась Эльви из спальни.

— Стало быть, не оставил. Значит, к нам еще приблудит. Придется заменить личинку замка. — Достала телефон из сумочки, вернулась в спальню, набрала номер, долго ждала. Леопольд не ответил. Эльвира отключила телефон.

12

В середине следующего дня, когда небо обволокло редкими облаками и на улице спал а жара, на порог Выставочного зала проворно ступили двое: Фиод, напыщенно задирая лицо с седой ухоженной бородкой, и Григор, прищуривая глаза и вытягивая вперед губы. На обоих были надеты безукоризненные, хоть и не модного кроя костюмы. Остановились перед дверью, наполовину стеклянной, осмотрелись и вдвоем толкнули ее, нажав на витую длинную ручку. Чрезмерно подвижный Фиод суетливо первым сунулся в щель, при этом учтиво наклонил голову:

— Позвольте, уважаемый Григор!

— Пожалуйста, уважаемый Фиод, — уступил тот.

Аккуратно прикрыв за собой дверь, они очутились в просторном пустом фойе. Сквозь большие окна лилось много света. Диваны для посетителей по сторонам. Небольшие столики. И подсветка по ступенчатому потолку. В кассе купили билеты, быстро скользнули в Выставочный зал. На стенах висело много картин разных художников. У дальней стены с озабоченным видом прохаживался молодой человек. Лицо его было не просто грустным — оно было убитым. Недалеко от двери на стульчике сидела пожилая с глубокими морщинами на щеках работница зала. Она осоловело посмотрела на посетителей и снова погрузилась в свои мысли, опустив голову. Хотя мыслей, похоже, у нее сейчас особенных не было, скорее полусонное забытье, в котором женщина явно не хотела, чтобы ее тревожили, и сама никого не собиралась беспокоить. Тем не менее Фиод нарушил эту идиллию, громко притопнул ногами, чтобы привлечь к себе внимание. А когда работница снова подняла голову, он с некоторой напыщенностью негромко предупредительно обратился к ней, чуть-чуть поклонившись при этом:

— Скажите, уважаемая, какие художники сегодня представлены?

— А вы разве не читали объявление в фойе? — недовольно медленно пробуждалась женщина.

— Увы, — развел руки.

— Разные, — сообщила она, не заботясь о том, чтобы перечислить фамилии и назвать имена. — А вон в том конце, — показала туда, где по-прежнему озабоченно топтался молодой человек, — индивидуальный показ. Видите, паренек шоркается по полу? Это художник.

— Видим, уважаемая, — подтвердил Григор, не удовлетворенный ее ответом. — Как его зовут?

— Разве их всех упомнишь? — озадачилась она, сильнее морщиня лицо. — Вон их сколько висит, — рукой показала на стены. — Там везде подписано.

— А скажите, уважаемая, — продолжил Григор, вдвое