Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он врал мне, но вот что я тебе скажу, Декс. В той же мере он врал и самому себе, если считал, что всего лишь выполняет поручение жены.
Я решила, что не помешает открыть ему глаза. Да и соседям тоже.
– Пожалуй, Джимми, пора попрощаться, – сказала я.
– Слушай, пусть я не слишком хорошо разбираюсь в таких вещах, но если ты хотя бы зайдешь в дом…
– Попрощаться можно и здесь, без проблем. – И когда я раскрыла объятия и он шагнул ко мне, я положила руки ему на плечи, встала на цыпочки, запрокинула голову и поцеловала его.
Мне плевать, что он оттолкнул меня, что не сказал ни слова, только покачал головой и ушел в дом, что, едва увидев наконец настоящую меня, тут сбежал и заперся на все засовы: отец и должен оберегать семью от чудовищ. На все это мне глубоко плевать, а вот тебе, возможно, и нет: знаешь, что он сделал в самую первую очередь? Перед тем как вспомнил, кто он такой и как обязан себя вести? Он тоже меня поцеловал.
* * *
Я приехала за тобой.
Я приехала, чтобы забрать тебя с собой и увезти, потому что не могла вернуться домой, а теперь, когда все так закончилось, я и тебе не могла позволить вернуться домой.
Я не собиралась ехать без тебя.
Таков был план, помнишь? Уехать – и уехать вместе.
Вот так: мы против всего мира, мы против них. Мы. Две половинки целого. Сиамские близнецы, но без физического уродства, один разум и одна душа на двоих.
Я собиралась все тебе рассказать. Когда мы будем в безопасности, в пути, и прошлое останется скрежетать зубами у нас за спиной. Когда мы уедем далеко-далеко и наступит завтра. Я рассказала бы тебе свою историю, потому что ты выбрала меня, выбрала нас, и тебе можно доверить правду.
Ты оказалась не готова.
Ты это доказала со всей очевидностью.
Возможно, не стоило бросать тебя там одну. Определенно не стоило бросать тебя одну в таком месте, на вражеской территории, где все перепились и некуда спрятаться, не стоило думать, что ты знаешь свою норму, ведь именно я все дорогу удерживала тебя, сдерживала, придерживала тебе волосы и убирала за тобой блевотину, и делала вид, что ты сама умеешь за себя постоять. Возможно, не стоило бросать тебя там одну. Но тогда не надо было меня гнать.
* * *
Девочка встречает девочку, девочка любит девочку, девочка спасает девочку. Это наша история, Декс. Единственная история, которая имеет значение.
Вот наша история: та ночь в «Звере», до того как ты совсем окосела, когда мы отдались во власть колыхавшейся толпы и нас качала на своих волнах любовь незнакомых людей. Безоговорочная любовь, пульсирующая в такт музыке, волна, которая поднимает ввысь вне зависимости от того, кто ты такой. Океану не важно. Океан просто хочет хлынуть на берег, а потом унести тебя обратно, в глубину. Мы можем быть кем угодно. Мы можем оставаться сами собой – два тела, один разум.
Вот наша история: я нужна тебе, чтобы раскрепоститься. А ты нужна мне. Потому что ты верная, честная и хорошая, и все это получается у тебя само собой. Потому что ты делаешь выводы и проводишь границы. Ты моя совесть, Декс, а я – твое удостоверение личности. Порознь мы бесполезны. Мы имеем смысл только вместе.
Мне пришлось уехать. Тут нет моей вины. Тебе следовало больше доверять мне, следовало понять, что я найду способ вернуться за тобой. Я всегда буду возвращаться за тобой.
Наша история все равно закончится счастливо. Непременно. Мы сбежим из Батл-Крика, сядем в машину – только нас и видели. Махнем на Запад, в землю обетованную. Я разрисую стены нашей квартиры. А ты будешь пришпиливать к ним страницы своего романа и письма с отказами издателей, когда они начнут приходить, а они начнут, ибо триумфу должна предшествовать борьба, а удовольствию – боль, таков порядок. Наши комнаты будут освещаться парафиновыми лампами и рождественскими гирляндами. В нашей жизни будет свет. Сознание будет расширяться, мозги развиваться, и прекрасные юноши во фланелевых рубашках будут изображать «снежных ангелов» на полу нашей квартиры и писать на потолке любовные письма черным лаком и красной помадой. Мы станем их музами, они будут бренчать на гитарах и тихонько напевать свои мелодии у нас под окнами, взывая к нам с сладкозвучными песнями сирен: «Сойди, приди, пойдем со мной». А мы высунемся из своей башни, свесим длинные, как у Рапунцель, косы, и будем смеяться над ними, потому что нас никто не разлучит.
Ты говорила, что не было никакого «до Лэйси», что ты стала собой, только встретив меня.
Теперь я говорю: «после Декс» не будет никакой Лэйси.
Нет больше ни Лэйси, ни Декс. Только Декс-и-Лэйси, ныне и присно.
Не забывай ту ночь, когда мы плыли на волнах музыки; не забывай тот душный летний ад, ты в своем кошмаре, я – в своем; два тела в разных темницах, но одна душа, одна мечта, одна боль.
Когда-нибудь мы снова будем танцевать в океане. Мы покорим Скалистые горы и проткнем кулаком облака. Мы вырежем свои имена на теле прерии, научимся управлять сном и тогда, закрывая глаза, сможем прыгнуть с небоскреба и полететь.
Я держу свои обещания, Декс. У нашей истории непременно будет счастливый конец.
Они
Мать Лэйси надеялась, что на этот раз все должно получиться по-другому. Разумеется, по-другому должно было получиться и в прошлые разы. Должно было. Должно. Беременность, материнство, мать-его-так чудо новой жизни и счастье привести в этот забытый богом мир дитя – нескончаемые «должно быть».
Ты должна быть здоровой и послушной. Ты не должна пить, курить, нюхать, ширяться, а еще Господь запрещает есть поганый непастеризованный сыр. Ты должна быть свиноматкой, но не слишком большой. Должна держать руки на животе, ожидая пинков, должна заниматься сексом, но не очень часто и не слишком увлеченно, чтобы малыш не почувствовал, что его мать шлюха. А кроме того, ты должна быть счастливой. Геморрой, распухшие ноги,