Она колеблется, ее дыхание становится быстрым и поверхностным, но когда я снова встречаюсь с ней взглядом, ее решимость рушится. — Ты знаешь, что я твоя, — шепчет она, слова едва слышны, но несут в себе весь необходимый мне вес.

Я рычу низко в горле, захватывая ее губы в кровоточащем поцелуе, когда поднимаю ее на колени. Теперь она оседлала меня, ее платье сбилось вокруг бедер, и я наслаждаюсь ощущением ее прижатой ко мне, моего члена, угнездившегося глубоко, ее тепло, просачивающееся сквозь каждый слой одежды, все еще разделяющей нас.

Ее пальцы запутываются в моих волосах, слегка тянут, и я стону ей в рот. Мои руки скользят по ее бедрам, спине, запоминая каждый изгиб, каждую дрожь, которую она мне дает. Она откидывает голову назад, обнажая шею, и я пользуюсь этим в полной мере, прокладывая дорожку из жарких поцелуев вниз к ее ключицам.

— Мы принадлежим друг другу, — снова говорю я, мой голос груб и полон обещаний. — Я не позволю тебе забыть об этом.

На этот раз она не спорит. Вместо этого она прижимается ко мне, ее тело податливо и послушно под моими прикосновениями. Ее дыхание прерывистое, ее кожа краснеет, и того, как она напрягается, достаточно, чтобы довести меня до грани.

— Серж, — бормочет она едва слышным шепотом, но то, как она произносит мое имя, заставляет меня дрожать.

— Да, душа моя? — отвечаю я, крепче сжимая ее бедра.

Ее глаза встречаются с моими, и в выражении ее лица есть что-то грубое и беззащитное. — Ты погубил меня для кого-то другого.

Ее признание пробуждает во мне что-то первобытное, и я притягиваю ее ближе, мои губы снова врезаются в ее губы. Речь уже не идет просто о владении или контроле — речь идет о нас, об огне, который горит слишком ярко, чтобы его игнорировать.

Мы кончаем вместе прямо там, на заднем сиденье, мой оргазм так сильно накрывает меня, что я вижу белизну. Кьяра сжимает бедра вместе, запирая меня под собой, и зовет меня по имени.

Мне нужно время, чтобы спуститься с высоты, потея и задыхаясь. Когда я наконец перевожу дух, я говорю: — Отныне мы будем делать это каждую ночь.

Глава 22 — Кьяра

В конференц-зале душно, не из-за температуры, а из-за тяжести ситуации. Я сижу во главе длинного полированного стола, кожаное кресло подо мной слегка скрипит, когда я двигаюсь.

Вокруг меня главные должностные лица Vinci Group, их лица изборождены стрессом и усталостью. Среди них Данте, моя старая правая рука, его присутствие одновременно является напоминанием о прошлом и предвестником мрачной реальности, с которой я сталкиваюсь сейчас.

Мы почти не разговаривали с тех пор, как я вернулась домой с Сержем. Хотелось бы, чтобы у нас были такие же легкие разговоры и шутки, как раньше.

Я сцепляю пальцы, локти опираются на стол, пока я просматриваю стопку отчетов передо мной. Цифры размываются, но общая картина ясна: Vinci Group находится на грани краха. Некогда могущественная империя, которую построил мой отец и унаследовал Лоренцо, балансирует на грани уничтожения.

— Насколько все плохо? — спрашиваю я, мой голос ровный, несмотря на беспокойство, бурлящее в моем животе.

Данте прочищает горло, выражение его лица становится серьезным. — Плохо, синьора. Долг накапливался годами. Несколько наших ключевых предприятий терпят крах. Развитие недвижимости в Риме и Неаполе заморожено на неопределенный срок. Судоходная компания тратит деньги из-за задержек и проблем с поставками. А что касается фармацевтической отрасли…

— Это бардак, — вмешивается другой руководитель, его тон резок от разочарования. — Штрафы регулирующих органов, судебные иски, плохой пиар… все это обрушивается на нас.

Я ненадолго закрываю глаза, позволяя их словам впитаться. Vinci Group не просто борется, она тонет. Я снова смотрю на отчет, пытаясь разобраться в хаосе. Неудивительно, что у Лоренцо случился сердечный приступ. Напряжение от удержания этого корабля на плаву, должно быть, было невыносимым.

— Что делается для решения этих проблем? — спрашиваю я, поднимая взгляд на Данте.

Он неловко ерзает на сиденье. — Лоренцо… он искал поддержки извне перед своей смертью.

— Поддержка? — повторяю я, мой тон становится жестче. — Какая поддержка?

Его колебания ощутимы, напряжение в комнате нарастает, все обмениваются нервными взглядами. Наконец, он вздыхает. — Он связался с Сержем Шаровым.

Мое сердце падает, хотя мне удается сохранять нейтральное выражение лица. Конечно, участие Сержа было неизбежным. Его имя отбрасывает длинную тень, и теперь я понимаю, почему Лоренцо обратился к нему. Отчаяние.

— Почему Лоренцо так сильно хотел контролировать ситуацию, если результат был именно таким? — спрашиваю я, и мой голос звучит резче, чем я предполагала.

— Он всегда любил контроль, — говорит Данте, тщательно подбирая слова. — Лоренцо не думал, что у тебя будут связи или ресурсы, чтобы справиться с чем-то такого масштаба. Он считал, что Серж и Братва — единственный способ спасти ситуацию.

Я откидываюсь назад, кожа кресла холодит мою плоть, и медленно выдыхаю. Теперь части встают на свои места, и ни одна из них не сидит правильно. Лоренцо, несмотря на все его недостатки, годами вел проигрышную битву, и теперь бремя его неудач ложится прямо на мои плечи.

— Что произойдет, если мы не будем действовать быстро? — спрашиваю я, хотя уже знаю ответ.

— Банкротство, — прямо говорит Данте. — В течение года. Может быть, раньше.

В комнате становится тихо, тяжесть ситуации нависает над нами, как грозовая туча. Мои пальцы сжимают края отчета, и на мгновение я позволяю разочарованию выплеснуться на поверхность.

— Это не просто плохое управление, — говорю я холодным голосом. — Это саботаж. Безрассудство. Как Лоренцо допустил, чтобы все стало так плохо?

Взгляд Данте мелькает от чувства вины, но он не спорит. — Он пытался. Его здоровье… и его решения не всегда были здравыми. Он находился под огромным давлением.

И именно это давление его и убило.

Я окидываю взглядом стол, вглядываясь в усталые лица руководителей, которые когда-то хвалили лидерство Лоренцо. Теперь они ждут, что я исправлю тот беспорядок, который он оставил после себя. Это не просто пугает — это кажется невозможным.

— Нам нужен план, — твердо говорю я, пытаясь обрести уверенность, которой не чувствую до конца. — Больше никаких лоскутных решений. Больше никаких задержек. Дайте мне разбивку того, что можно спасти, а что нужно вырезать. Я лично все рассмотрю.

Раздается ропот согласия, хотя напряжение не спадает. Эти мужчины смотрят на меня так, будто я их последняя надежда, и от этого у меня сводит живот.

Данте снова заговорил, его тон был осторожным. — Кьяра… ты понимаешь, что без посторонней помощи