тарелкам, раздается тихая трель мобильного — Богдану кто-то звонит. Сердце нехорошо екает, когда вижу, как он мрачнеет, глядя на экран.

— Одну минут, — бросает коротко.

И вроде бы спокойный тон, но это лишь видимость. Первый порыв — встать и выйти следом. Нет, нельзя. Лучше развлеку детей — от этого больше пользы.

Но взгляд так и магнитит к двери. Мне не стоит труда представить глубокую морщинку между бровей, стиснутые челюсти и бугрящиеся от напряжения мышцы плеч. С каждой секундой предчувствие становится все гаже. Настолько, что я решаюсь оставить детей уминать праздничный ужин в одиночку.

Выхожу на крыльцо вслед за Богданом. И чуть не врезаюсь носом в широкую мужскую грудь.

— Ой, извини, — отшатываюсь в сторону, но Богдан перехватывает меня за локоть.

Поднимаю голову и моментально тону в холодных серых омутах.

— Ясмина, прости, — цедит сквозь зубы. — Мне нужно срочно уехать. За Адамом придет Анастасия Юрьевна.

— Но… что случилось?

А Богдан шумно вздыхает и, отпустив меня, ерошит короткий ёжик темно-русых волос. Смотрит с сомнением.

— Ты можешь не рассказывать, если не хочешь, — добавляю торопливо.

Хотя на самом деле хотела бы знать. В последнее время у меня аллергия на недомолвки и тайны. Османов этим грешил, теперь-то я понимаю, какие партнёры ждали его на «очень важных встречах».

— Инга в реанимации, — вдруг признается Богдан. — Все очень плохо.

У меня холодеет сердце.

— Богдан, я…

Но он качает головой:

— Не надо сочувствия. Единственное, за что я благодарен бывшей — это то, что она не сделала аборт. Все остальное в прошлом. Но я должен быть там…

«Даже если мне не хочется», — заканчиваю мысленно недосказанную фразу, но вслух произношу:

— Я могу остаться с Адамом. Пусть он ещё немного побудет в неведении.

Богдан размышляет некоторое время, но всё-таки кивает.

— Спасибо. Я буду очень тебе обязан.

— Пустяки. Иди быстрее, тебя наверняка ждут.

И почему-то краснею, стоит Богдану взглянуть пристальнее. Хочу отвернуться, но меня вдруг сгребают в охапку, прижимают тесно-тесно и…

— Извини, что испортил день рождения, — шепчет мне в макушку.

И отпускает.

Чуть на пол не сажусь от нахлынувшей слабости. Бормочу что-то среднее между «ничего страшного» и «сожалею». А Богдан, наградив ещё одним пронзительным взглядом, уходит к детям. Быстро объясняет Адаму, что должен отлучиться по важным делам. К счастью, мальчик или привык к этому, или слишком увлечен тортом, а может, все вместе. Да и оставаться у дедушки ему не впервой.

Попрощавшись, Богдан уходит. А я остаюсь и как могу, пытаюсь развлечь детей. Хоть какая-то помощь! И сейчас она Богдану очень нужна.

* * *

Богдан

— К сожалению, должен сообщить, что состояние пациентки критическое. И шансы на улучшение крайне малы.

Вернее, их нет совсем, но врач старается быть максимально корректным. Это его работа.

— Спасибо, — бросаю, не отрывая взгляда от стекла реанимационной палаты. — До утра доживёт?

— Надеюсь, что да.

«Не могу сказать», — звучит подтекстом.

Киваю, и доктор уходит — у него хватает работы, несмотря на позднее время.

А я остаюсь стоять. Хотя на самом деле с гораздо большим удовольствием ушел бы отсюда, потому что даже в таком состоянии Инга не вызывает сочувствия.

Разве что ядрёный коктейль злости и удивления. Почти безумная, под препаратами, она все равно пробовала сбежать. И почти сразу же запуталась в ногах и треснулась затылком о пол. А из-за опухоли этот удар оказался роковым.

Кровотечение в мозг, реанимация, кома — и все это в день рождения Ясмины. Я не верю в совпадения, но бывшая жена всегда стремилась обгадить мне жизнь. Даже находясь в больнице.

За спиной слышится характерный шелест колес. А вот и дорогой тесть приехал. Общаться с ним желания нет, но сейчас я старательно запихиваю свои хотелки куда подальше.

— Здравствуйте, Петр Владимирович, — оборачиваюсь к Грачевскому. — Врач только что ушел.

— Знаю. Я говорил с ним.

И Грачевский подъезжает ближе. Разворачивается ко мне. На его изрезанном морщинами лице невозможно прочесть ни единой эмоции, но я уверен, что сейчас Грачевскийскому больно.

Он не любил жену, но к дочери питал некое подобие отцовских чувств.

Именно поэтому и не гнал меня взашей. Думал, что рядом с приличным парнем и дочь остепенится, станет примерной женой и матерью. Но нихрена не вышла. По факту, я был очередным «бзиком» взбалмошной девицы.

— Тебе нечего здесь делать, Богдан, — снова подает голос Грачевский. — Я сообщу, когда все закончится.

Киваю. Грачевский наверняка хочет побыть один.

— Адама я подготовлю, не говорите ему пока ничего.

— Спасибо.

И тесть теряет ко мне всяческий интерес. Что ж, мне и правда сейчас лучше подумать о сыне. Хоть Инга не жила с нами уже шесть лет, и Адам успел смириться с отсутствием матери в его жизни, но одно дело знать, что она где-то есть и просто болеет, а другое — потерять навсегда.

Надо будет найти хорошего детского психолога.

В тяжелых размышлениях еду обратно. Но взгляд так и цепляется за дисплей мобильника. Почти одиннадцать вечера. Дети уж спят… А Ясмина?

Ответ на этот вопрос получаю через сорок минут — в окнах на втором этаже горит тусклый свет. Хоть что-то хорошее! Торопливо набираю выученный наизусть номер. Сейчас мне жизненно необходимо видеть ее теплую улыбку. Кажется, подохну без этого.

— Привет, — ласкает слух нежный контральто. — Как ты?

— Будет лучше, если выпьем кофе. Можешь спуститься в кухню?

— Конечно. Дай мне десять минут.

Да сколько угодно. Лишь бы пришла. Однако Яся до невозможности пунктуальна.

Ровно в оговоренное время она возникает на пороге кухни. Плывет ко мне светлым облачком, такая нежная и воздушная… но самое главное — в ее взгляде нет ненужной мне жалости. Только мягкое участие.

— Дети уже спят, — сообщает мне, присаживаясь напротив. — Может, ты тоже хочешь отдохнуть?

Безумно. Взять детей и Ямину, рвануть к морю, и чтобы без всего этого вот… Вымученно улыбаюсь.

— Да, непростой денёк… Не думал, что все так закончится.

— Но ты не мог знать. А Инга… как? — спрашивает осторожно.

— Ноль шансов. Кровоизлияние слишком обширное, фактически на этом свете ее держит только аппарат.

— Жаль, что все так закончилось.

— К этому шло. Тем более с ее образом жизни. Меня больше волнует сын.

— Нужно найти