Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Иду…
Буквально на автопилоте доползаю до двери и распахиваю ее. Первый порыв — закрыть обратно. На пороге топчется Георгий. Тот самый охранник, который настойчиво проявляет знаки внимания.
Черт…
— Симпатичный халатик, — оглядывает меня с ног до головы.
Плотнее запахиваю шёлковую ткань. Вот поэтому мне Георгий не нравится. Богдан в свое время хоть и бесил, но не позволял себе пошлостей.
— Что хотел сказать?
— Позвать на свидание… Эй, стой! — ловко просовывает ногу в закрывающуюся дверь. — Какая серьезная, и пошутить нельзя…
— Я сейчас на помощь позову.
Георгий мрачнеет ещё больше. Сверлит тяжёлым взглядом, руки в карманы штанов засунул.
— Шеф собирает всю обслугу. Инга Петровна скончалась.
Сонливость мгновенно испаряется. Таращусь на Георгия, не зная, что сказать.
— Да не пугайся ты так, — машет рукой. — Шеф надолго не задержит. В отличие от кое-кого другого… — кривит губы.
Это что, намек? Плохо соображаю, внимание сосредоточено на другом. А Георгий продолжает:
— … Надеюсь, ты умная девочка и понимаешь, что если у мужика есть бабло, то и в девках недостатка не будет.
Мерзко слышать! Наконец-то взяв себя в руки, захлопываю дверь.
К счастью, Георгий не настолько обнаглевший. А может, все дело в камерах. И меня опять подкидывает. Значит, вчера ночью охрана могла видеть наш с Богданом поцелуй! О Аллах, как стыдно!
Тихонько стукаюсь затылком о дверь. А потом иду в душ. К чему теперь пустые терзания? Нужно взять себя в руки и спуститься к остальным. Тем более Адаму понадобится моя помощь. Надеюсь, мальчик будет в порядке.
* * *
Богдан
Смотрю на застывшее лицо Инги. Даже болезнь не могла его испортить, вытравить ту особую аристократичность, которой бывшую наградила природа. Забавная насмешка судьбы, ведь внутри Инга была самым обыкновенным быдлом. А ещё великолепной актрисой, умевшей добиваться своего.
Но и это ей не помогло стать счастливой.
— Похороны состоятся завтра, — нарушает молчание Грачевский. — Не думаю, что Адаму там стоит долго задерживаться.
— Я тоже.
Хватит того, что Инга чуть не умерла в день рождения Ясмины. Жестокие мысли, знаю. Но смерть бывшей пусть немного, но все же запятнала бы этот праздник.
— Сегодня начнем подготовку, — продолжает скрипеть Грачевский. — Людей будет мало. Только самые близкие.
Ну да, как только Инга очутилась на больничной койке, вся ее многочисленная свита испарилась, как будто не было. Но даже тогда бывшая не захотела видеть рядом хотя бы сына. А отца и меня винила во всех бедах.
— Как Адам? — будто угадав мои мысли, спрашивает Грачевский.
— Легче, чем я думал. Но все равно подавлен.
Потому что ещё ребенок. И каковы бы ни были его отношения с Ингой, Адаму хотелось материнского тепла. А Грачевский чуть поворачивается в мою сторону.
— Ясмина очень помогает…
И снова в точку. В груди моментально теплеет. Почти вижу, как Яся сидит рядом с моим сыном, отвлекает его ненавязчивыми разговорами, а взгляд у нее мягкий и теплый, как нагретый летнем солнцем пух.
— Она… хорошая девушка, — отвечаю, наконец.
— Да…
И Грачевский замолкает.
С трудом опираясь на трость, встаёт и подходит к Инге. В полном молчании склоняется и целует ее в лоб. Не нужно быть психологом, чтобы понять — ему больно.
Какая бы Инга ни была, но она его дочь. Единственная и, видимо, действительно любимая.
— Идём, — бросает, не оборачиваясь. — Адам ждёт…
Внука он тоже любит. И наверняка сейчас будет искать в нем утешение. Возможно, предложит пожить некоторое время в особняке. Такое уже случалось.
Вместе мы едем обратно. Как я и предполагал, в конце поездки Грачевский поднимает вопрос о том, чтобы мы остались на неделю-другую.
Соглашаюсь. Но ловлю себя на мысли, что делаю это не только ради сына, а ещё потому, что теперь мы будем видется с Ясминой каждый день. И от этого в груди становится теплее
* * *
Кажется, весь особняк вымер. Стоит оглушающая тишина, только изредка появляется охрана или мелькает серое платье горничной.
Сегодня день похорон. Выезд на кладбище через два часа. Но, кажется, стрелка прилипла к циферблату.
Ляйсан вздыхает. Возится под моей рукой.
— Адаму глусно… — шепчет тихонечко. — И мне тоже…
Трется носиком о мое плечо. Ласково целую темную макушку.
— Не грусти, любимка. Просто… такое бывает.
Я постаралась объяснить Ляйсан, что случилось. В общих чертах, очень мягко, но все же моя девочка слишком остро отреагировала. Тут же вцепилась в меня, залезла на руки, и некоторое время отказывалась отпускать.
— А ты не уйдешь на небо, мамочка? — шептала, вздрагивая всем телом. — Плавда?
В ответ я убеждала Ляйсан, что со мной все хорошо, я не болею. А вот мама Адама сильно болела. Как баба Тамара. Дочка ещё смутно помнила свою двоюродную бабку. Но тогда все было проще.
В общем, кое-как Ляйсан успокоилась. И даже изъявила желание навестить Адама. Но вчера не получилось, а сегодня… даже не знаю, уместно ли.
Хочу озвучить свои мысли Ляйсан, но сбоку слышится шорох — кто-то приближался к комнате отдыха. Оборачиваюсь — и сердце пропускает удар. Богдан с Адамом. Оба в черных одеждах, молчаливые и собранные.
— Доброе утро, — поднимаюсь навстречу.
А дальше не знаю, что сказать. Адам выглядит ещё печальнее, чем раньше. Вчера мне хотя бы удалось отвлечь его разговорами, а сегодня…
— Тетя Яся, вы поедете с нами? — выдает вдруг.
Теряюсь. Ляйсан жмется ко мне и тоже молчит. А Богдан шумно вздыхает.
— Сынок, мы же говорили…
— Нет-нет! — даже руки вскидываю. — То есть, я совсем не против, просто… Может, мы там не к месту, не хотелось бы мешать…
Адам расстроенно отворачивается. Ну что ты будешь делать!
— … Мы с Ляйсан поедем, — заявляю решительно. — Только во время церемонии дочка останется в машине. Хорошо, милая?
Моя девочка торопливо кивает. Она очень хочет поддержать Адама, вот только… надеть нам нечего.
Богдан, кажется, понимает причину моего беспокойства. Достает мобильный и быстро набирает сообщение.
— Насчёт одежды не переживайте. Сейчас будет.
Дальше все происходит очень быстро. Вот я снимаю с вешалки темное платье, которое мне доставили просто с космической скоростью, а вот мы с Ляйсан в машине. С другого бока ко мне жмется Адам. А Богдан сидит напротив.
— Это будет недолго, — сообщает мне. — Спасибо, что согласилась.