Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Остаёшься тут? – вновь спросил чернявый и перешагнул порог, – Ну-ну.
– Белый! – крикнул Вова, но тот ничего ему не ответил. Он смотрел куда-то вниз.
– А двери то закрываются! И твой подельник останется у нас, – злобно улыбался чернявый, – бай-бай.
Вновь внутри Вовки всё закипело от негодования, от жажды, наконец, сделать всё по справедливости. Он уже хотел рвануть вперёд, раскидать всех. Чувствовал в себе силы сделать это. Точно такие же переполняли его во время гонок. Он сможет! Он… Вовк остановил себя.
Ловушка?
Почему они так долго не закрывают двери? Почему Белый не смотрит на него, а всё время вниз, не поднимает голову, опустил её так низко, что и не разобрать лица.
И тут Вова понял.
Это очередная уловка. Всего лишь на всего. И не Белый там. Его там быть не могло, потому что… Да, потому что не могло.
Догадка эта была проста и тут же натолкнула на правильные действия.
Быстрым шагом Вовка направился к порогу Кривомирья, где стоял и ухмылялся чернявый. Вот только перешагивать Вова не собирался. Кривомирье – не его выбор.
Ухватившись за дверь двумя руками, он с треском хлопнул ею прямо по носу чернявому. В самый последний миг он увидел, как страшно исказилось у того лицо. Теперь, когда Вова прогнал его, он не мог попасть к нему. Не мог открыть дверь.
Шум Кривомирья стих. Стало тихо и всё понятно. Тихо не только вокруг, но и внутри Вовы. Будто до этого в его голове, внося сумятицу, постоянно грохотали какие-то барабаны, гудели вувузелы, трещали трещётки, звенели тарелки и бубенцы и бог знает что ещё. Теперь же разом все они смолкли.
– Белый! Я его предал. Надо спасать, – чётко и ясно подумал Вовк. И это было последние его силы.
Тут же слабость охватила мальчика. Сияние ключа пропало, а на фальшивый лес опустился сумрак. Завыл ветер, повеяло холодом. Едва передвигая ногами, Вова наугад пошёл сквозь ряды пластиковых деревьев. Как найти то место, где он бросил Белого?
Как?
Долго он блуждал между бесконечных пластиковых стволов деревьев. Холод становился резче, острее. И вот уже пар начал вырываться изо рта. Вова околел. Его всего трясло, но он продолжал идти. Не останавливался. Тогда поднялась пурга, и она была настоящей. Снег слепил, облепил лицо. Дышать стало невозможно.
«Не умру, пока не вытащу Белого. Не умру, пока не вытащу Белого», – твердил себе Вова и шёл дальше.
И вот что-то ярко блеснуло, пробилось сквозь покрывало снега, и погасло. Почти ничего не видя, Вова направился в ту сторону, откуда ему почудился яркий свет. Вот оно! Отверстие в тюрьму! Как он нашёл его? Не важно, не важно! Главное, что он уже рядом.
«Не умру, пока не вытащу Белого. Не умру, пока не вытащу Белого. Не умру, пока не вытащу Белого!».
Вовк упал на четвереньки, порылся коченеющими пальцами в снегу. Вытащил блестящий предмет. Им оказался его настоящий ключ от дома. Странно, но, не смотря на холод, он казался тёплым. Вова попытался сжать его, но руки его уже замёрзли так, что не слушались. Где-то здесь должно быть отверстие.
«Белый, я пришёл. Я тут. Сейчас, сейчас… сейчас… сейчас…».
Холод пробрал Вову насквозь, сковал движения. Сознание его меркло. Пока не угасло совсем.
«Сейчас…»
Закутанный в тяжёлую шубу к мальчику, уже занесённому снегом, подошёл старец.
– Ах ты, боже ты мой, тяжело тебе пришлось. Тяжело. Я знаю.
Причитая и цокая, старец опустился на колени перед ним и взял на руки.
– Но там Белый…, – прошептали Вовины губы, сам он впал в беспамятство.
– Ничего, ничего… Ты только что спас его. И себя. Спас.
Первое, что услышал Вова, когда очнулся, была мелодия. С озорством она гуляла в воздухе: подпрыгивала, скакала, спотыкалась, дурачилась, замирала, не попадала в такт, но была тепла и уютна. Её напевал себе под нос старец. Он был явно чем-то доволен, а потому, даже, пританцовывал ногами, стуча ступнями по полу, и – что вовсе было неприлично для человека его возраста! – вихлял бёдрами из стороны в сторону, как какой-нибудь сошедший с ума маятник. Что, конечно, было забавным и вызывало добрую улыбку.
– М-м-м, – гудел он под нос, – ух-ху, ху-ху! М-м-м, тр-та-ту-м-м, – напевал низким голосом, не раскрывая рта. Получалось так, как будто где-то рокотал вертолёт, или кто-то забавлялся на тромбоне, не забывая бить в звонкие колокольчики.
– М-м-м, тру-ту-ту, ух-ху-ху, ху-ху! М-м-м, м-м-м, тин-ля-ля-я-Я, – взял высокую ноту старец. Получилось не очень. Он закашлялся, а затем тихо рассмеялся – спотык его ни капли не смутил, как и то, что откровенно говоря, ни слуха, ни голоса у него не было. Ведь мелодия эта была эдаким хулиганистым, но добрым мальчишкой, а ему не полагается быть опрятным.
– К-м-м, на чём бишь я? Ага. Так-так-так, – защёлкал пальцами, – м-м-м-м, – начал напевать уже совершенно иную мелодию старец. Даже зажмурился от удовольствия.
Вова открыл глаза. Вокруг него был свет. Много света. Мягкого, как перина, лёгкого и звонкого, как смех ребёнка или, как грибной дождик летом. Он, как воздух, был везде, лился со всех направлений сразу и, вместе с тем, ниоткуда; не бил в глаза, не заставлял морщиться, а как будто наоборот, излечивал. Это было настолько диковинно, что даже удивляться казалось невозможным.
Вовк пошевелился. Что-то было не так. Не сразу он понял, что не просто лежит на какой-то мягкой кровати, но весит в воздухе, ставшем под ним плотным, как какой-нибудь матрас.
– Ой, – испугался Вова и задёргал ногами и руками.
Старец, почувствовав, что позади него началось движение, прекратил напевать себе под нос, развернулся.
– Ах, вот и гость наш проснулся! – обрадовался он, – Стой, стой! Не переживай ты так, не переживай! Никуда не свалишься, подожди.
Однако Вовчик не успокаивался. Он хотел спрыгнуть, встать на ноги – ему казалось, что он вот-вот должен упасть, но, почему-то до сих пор не упал. Старец подошёл к вертящемуся ужом в воздухе Вове.
– Подожди, подожди, – ласково проговорил он.
Только тогда Вовка на мгновение остановился. Старец легонько, как пёрышком, коснулся его и тот, как-то сам по себе, оказался на ногах.
Старец широко улыбнулся, довольный своим фокусом.
– Ну, как? – склонив голову набок, с участием поинтересовался он, – крепко стоишь? Силы вернулись?
Вова переступил с ноги на ногу.
– Д-да, кажется крепко, – и тут же одна нога подкосилась. Силы вернулись, но далеко не все.
– Ай-ай, – покачала головой старец.
Вовк, не обращая на слабость внимание, украдкой повернул голову налево, направо, стараясь понять, где он находится. Если стены, потолок здесь и были, то ровный, плотный свет не давал их увидеть. Поэтому казалось, что стоит он посреди бесконечного белого пространства. Да и стоит ли? Не висит ли в воздухе? Вова пристукнул ногой. Нет, всё-таки стоит.