Но, клянусь, я не помню, чтобы не делился с ними In The Air Tonight. Я уверен в этом потому, что тогда я не рассматривал ее как нечто особенное, как какую-то редкую «конфетку» для слушателей – как оказалось, все мои песни 1979 года были «конфетками». Честно говоря, я не очень хотел отдавать свои песни, потому что я довольно четко понимал, как они должны звучать. Но в то же время я не мог точно сказать, что запишу сольный альбом, поэтому решил, что новый альбом Genesis – их единственным шанс выйти в свет.

Но я также понимал, что у меня, возможно, больше никогда не появится «пространство» в песнях. Потому что если я показывал группе какую-нибудь наработку, то Майк и Тони сразу же добавляли свои идеи. И, несмотря на то что прошло уже много лет со времен бурных, изнурительных дней The Battle of Epping Forest, я уже был готов сказать: «Делайте что хотите с In The Air Tonight».

Но, повторюсь, я совершенно не помню, чтобы я припрятывал эту песню от них. Думаю, я сыграл им все, что у меня было, кроме разве что Against All Odds, потому что для меня это была песня только для стороны «Б». И, насколько я помню, группа решила не брать In The Air Tonight. Майк тоже ничего не помнит, но Тони настаивает на том, что он никогда ее не слышал – иначе он бы вырвал ее у меня для Duke.

Поэтому мы уже никогда не узнаем правду.

Но я отлично помню, как Тони довольно часто говорил мне, что в моих песнях всего три аккорда и поэтому они недостойны быть в альбоме Genesis. Если посмотреть с этой стороны, то, за исключением барабанов и визуальных эффектов, In The Air Tonight состоит только из драм-машины и трех аккордов. Соответственно, вполне возможно, что ему просто не запомнилась эта песня.

В конце 1979 года мы перебрались из «Олд Крофта» в Polar Studios в Стокгольме. Материал, с которым мы приехали на студию, был действительно сильным. Я был на большом подъеме в написании песен. Я начал делать это более-менее «неплохо» только в прошлом году. Но пока, не считая того, что я дал группе Misunderstanding и Please Don’t Ask, моя роль в Genesis никак не изменилась. Тони и Майку нравились эти песни, но я чувствовал, что они все еще больше воспринимали меня как организатора, а не как автора. Я, однако, набирался опыта и медленно двигался вперед.

У Майка был один медленный гитарный рифф в забавном тактовом размере – 13/8, – и я предложил ускорить его. Так получилась песня Turn It On Again. Я играл на CR-78 в Duchess, и это было впервые, когда мы использовали драм-машину в студии. Она была у меня в демоверсиях, и за год работы с ней я узнал все, что она могла и не могла. Она невероятно ограничена, но в песне Duchess звучала неплохо.

В какой-то момент песни Behind the Lines, Duchess, Guide Vocal, Turn It On Again, Duke’s Travels и Duke’s End тонко соединились в одну тридцатиминутную композицию о персонаже по имени Альберт. Он был человеком на обложке альбома, которого нарисовал французский иллюстратор Лионель Кошлен. Но мы знали, что такая длинная песня будет сравниваться с Supper’s Ready, поэтому мы решили не идти по той же дороге. Новое десятилетие. Возможно, такую «сюиту» на пол-альбома нам уже не простят так легко. Мы были настроены делать все иначе.

Duke стал настоящим финансовым взлетом для Genesis, особенно в Германии. В этой стране альбом породил «генезисманию», которая превратилась в «филколлинзманию». В Великобритании Duke также будет продаваться в сумасшедших количествах, но получит ужасный отзыв от Melody Maker, и несколько раз в музыкальной прессе меня именовали «придурком недели».

Почему? Потому что «инки» (так называли вместе журналы Melody Maker, NME и Sounds) с давних пор автоматически не доверяли всему, что становилось невероятно популярным – они считали, что в таких случаях музыку упростили до предела, чтобы она привлекала массовую аудиторию. Таким же образом, «прог» стал жанром нон грата, так как журналы и газеты любили инди, постфанк и нью-вейв. Будучи фронтменом Genesis, я стал мишенью всего их гнева. В ответ я только послушно поднимал руки вверх и признавал, что весь успех действительно мог сделать меня чересчур самодовольным.

К моменту выхода альбома, 28 марта 1980 года, мы уже начали тур с Duke. В тот день у нас был второй из трех концертов в лондонском «Хаммерсмит Одеон», на который (по совету жены) пришел Эрик Клэптон и понял, что я был бо́льшим, чем просто партнером по пулу и убийцей коробок Ferrari. Он увидел, что я – его коллега-музыкант, что было для него, как я позже узнал, настоящим откровением. Гастроли проходили по всей Великобритании до начала мая, приостановились на неделю, а затем продолжились в Канаде – там начиналась североамериканская часть нашего тура, которая закончилась в конце июня.

Третий концерт в Канаде проходил в Ванкувере, и, когда мы приехали туда, я решил воспользоваться возможностью и позвонил Энди. Хотя бракоразводный процесс уже начался, я не переставал надеяться на еще один шанс и отчаянно скучал по детям. Я думал: «Возможно, в этот раз мы сможем все наладить». У группы было примерно три дня в Ванкувере, и я остановился у ее мамы. Мы всегда были с ней близки, и я любил миссис Б., несмотря ни на что.

Пытаясь в последний раз с надеждой на успех вернуть свою жену, я забронировал номер в Delta Inn, пригласил Энди, включил бессмертную подборку песен с такими трогательными, сентиментальными вещами, как, например, Chris Rea – Fool (If You Think It’s Over), открыл бутылку шампанского и принес розы. Мой внутренний романтик говорил: «Это должно сработать». Что еще, кроме этих великих песен о любви и потере, могло иметь такую же силу?

Это ее совсем не тронуло.

* * *

Вернувшись домой летом 1980 года, я снова сел за песни, которые написал год назад. Пришло время привести их в порядок.

То, как я создал свой первый сольный альбом, задаст тон всему, что я буду делать в будущем. Записывать весь вокал дома. Сочинять текст на ходу. Перематывать назад и записывать то, что я пел, – или, скорее, то, что пытался спеть. Я записывал наброски того, что только что спел. Иногда это были готовые строчки, иногда – бесполезные слова. Так я писал песни, быстро или медленно. Иногда я мог почувствовать, как что-то появляется. Но только иногда.

Начиная с того момента я делал только так со всеми своими записями до конца жизни.

Но все равно это не могло быть альбомом, пока у меня не было двенадцати или тринадцати песен; я мог только записать их на кассету и дать послушать кому-нибудь. В конце концов я включил их Тони Смиту в своей машине и также давал их послушать Ахмету Эртегюну – руководителю Atlantic Studios, нашего лейбла в Америке. Если честно, до тура с альбомом Duke я включил свои песни Ахмету только потому, что я вытащил самую короткую соломинку и мне пришлось везти Ахмета в его лондонскую квартиру, в которой он живет, когда он в Великобритании, и дать послушать Duke впервые.

Мы выпили стаканчик или несколько стаканчиков, Ахмет спросил, как я – он знал о моем грядущем разводе, – я ответил, что все нормально и что на самом деле я написал немного песен…

Я и не предполагал, что буду включать Ахмету что-то свое. Но у меня в машине всегда была магнитофонная лента с моими песнями, чтобы я мог слушать их по дороге и придумывать что-нибудь новое. В любом случае Ахмет послушал мои демоверсии и с заражающим энтузиазмом заявил: «ЭТО ДОЛЖНО БЫТЬ ЗАПИСАНО!» Он вдруг забыл про новый альбом Genesis. «Фил, ты ОБЯЗАН это записать. Я помогу тебе всем, чем только смогу. Но ты должен это записать».