— Но ты и сама немало от нее натерпелась, Фрида, — вмешалсяРэднор.

— Да, Джекоб, но у меня вспыльчивый характер, и в этом тожедело. В конце концов, не стоило принимать близко к сердцу все эти глупости.Следовало просто посмеяться и промолчать. Разумеется, все страхи насчетотравления — чистейший вздор! Ей делалось плохо после любой еды, приготовленнойдядей, но я уверена — только из-за ее мнительности. Она внушила себе, что дядяее травит, вот и умерла.

— Какова была основная причина ваших раздоров, мадемуазель?

Мисс Стэнтон не отвечала, глядя на Рэднора. Молодой человекбыстро понял намек.

— Мне пора, Фрида. До вечера. До свидания, джентльмены. Ведьесли я правильно понял, вы направляетесь на станцию?

Пуаро подтвердил, что так оно и есть, и Рэднор ушел.

— Вы помолвлены, не так ли? — спросил Пуаро с лукавойулыбкой.

Фрида Стэнтон, покраснев, пролепетала «да».

— Отсюда и все наши ссоры с тетушкой, — добавила она.

— Миссис Пенгелли не одобряла ваш выбор?

— О да, но дело не только в этом. Вы понимаете, она… —Девушка умолкла.

— Она что? — мягко подбодрил ее Пуаро.

— Ужасно, наверное, говорить такое — ведь ее уже нет. Но,если я не скажу, вы ничего не поймете. Тетушка была по уши влюблена в Джекоба.

— Да что вы!

— Да. Нелепо, правда? Ей было за пятьдесят, а ему нет итридцати! Но вот поди ж ты… Она так глупо вела себя с ним, что мне пришлосьпризнаться.., в том, что он ухаживает за мной. Но она не пожелала верить ниединому моему слову, и.., так меня оскорбляла, что я в конце концов сорвалась.Мы с Джекобом все обсудили и решили, что лучше мне на время уйти из дома. Чтобыона успокоилась. Бедная тетушка.., она вообще была довольно странная.

— Да уж наверное. Спасибо, мадемуазель, за то, что все мне объяснили.

Рэднор, что меня удивило, поджидал нас на улице.

— Я догадываюсь, о чем вам рассказала Фрида, — заметил он. —Надо же, такая незадача… Представляете, в каком я неловком положении?.. Стоитли говорить, что я не имею к этому ни малейшего отношения. Поначалу я думал,что старушка специально демонстрирует свою благосклонность — чтобы помочь мнедобиться Фриды. Но все обернулось каким-то фарсом, мне ужасно неловко.

— Когда вы с мисс Стэнтон намерены пожениться?

— Надеюсь, скоро. Хочу быть с вами откровенным, мосье Пуаро.Я знаю немного больше, чем Фрида. Она считает, что ее дядя невиновен. А я нетак уж в этом уверен. Одно вам скажу: я буду помалкивать относительно того, чтодействительно знаю. Не буди лихо, пока оно тихо. Не хочу, чтобы дядю моей женыосудили за убийство.

— Зачем вы мне это говорите?

— Потому что я наслышан о вас и знаю, что вы можетераспутать это дело. Но какой в этом прок? Бедной женщине уже не поможешь, и ужкто-кто, а она больше всего на свете боялась скандала. Господи, да она бы вгробу перевернулась при одной мысли об этом.

— Тут вы, наверное, правы. Стало быть, вы хотите, чтобы явсе замял?

— Именно. Признаюсь откровенно, моя просьба продиктована ичисто эгоистическими соображениями. Мне надо выбиваться в люди — хочу открытьсвой салон, я ведь портной и модельер.

— Все мы немного эгоисты, мистер Рэднор, но не каждый готовэто признать. Конечно, я могу ничего не предпринимать, но, скажу откровенно,замять эту историю вам вряд ли удастся.

— Это почему?

Пуаро воздел руку в сторону рынка, мимо которого мы как разпроходили, и оттуда доносился гомон толпы.

— Слышите глас народа, мистер Рэднор? Ну а нам надопоспешить, иначе опоздаем на поезд.

— Весьма любопытный случай, Гастингс, — сказал Пуаро, когдапоезд отъехал от станции.

Мой друг извлек из кармана маленький гребешок и крошечноезеркальце и стал тщательно подправлять кончики усов, симметрия которых слегканарушилась, когда мы торопились на станцию.

— Разве? — изумился я. — А по-моему, все это оченьприскорбно и банально. В деле практически нет ничего таинственного.

— Согласен с вами: никакой тайны нет.

— Я полагаю, мы можем принять на веру откровения племянницыотносительно странной пылкости ее тетушки. Это единственный факт, которыйпоказался мне подозрительным. Ведь миссис Пенгелли была такой щепетильной итакой добропорядочной дамой.

— Это ничего не значит, уверяю вас. Если вы внимательнопочитаете газеты, то обнаружите, что сплошь и рядом щепетильные почтенные дамыоставляют мужей, с которыми прожили по двадцать лет, — а иногда и детей — радикакого-нибудь юнца. Вы восхищаетесь les femmes[103], Гастингс, особенно теми,кто готов одарить вас очаровательной улыбкой, но женская душа для вас потемки.На закате жизни женщина неизбежно проходит через полосу безумия, когда ейхочется каких-то необыкновенных романтических приключений — пока еще не слишкомпоздно. Это безумие не миновало и супругу провинциального зубного врача.

— И вы думаете…

— …что умный человек мог воспользоваться этим.

— Не сказал бы, что Пенгелли очень умен, иначе бы действовалпоаккуратнее, — подумав, заметил я. — А с другой стороны, может, вы и правы.Те, кто действительно что-то знают, — Рэднор и племянница, оба хотят замять этодело. Да и доктор на его стороне. Жаль, что мы так и не взглянули на самогоПенгелли.

— Ну это как раз несложно исправить. Возвращайтесь следующимпоездом и сделайте вид, что у вас разболелся зуб.

Я пытливо взглянул на него.

— Хотел бы я знать, вас-то что заинтересовало в этом деле.

— Меня? Ну помните ваше замечание, Гастингс. После нашейбеседы со служанкой вы обронили, что для человека, который ничего не хотелговорить, она сказала слишком много.

— О-о! — с сомнением произнес я и тут же не преминулспросить:

— В таком случае, почему вы не попытались повидать Пенгелли?

— Mon ami, я подожду месяца три, а уж потом вволю насмотрюсьна него, когда он будет сидеть на скамье подсудимых.

Я полагал, что на этот раз прогнозы Пуаро окажутсяошибочными. Время шло, но корнуоллское дело так никуда и двигалось. Мы былизаняты другими делами, и я почти забыл о трагедии в семействе Пенгелли, пока ненаткнулся на короткое сообщение в газете. В нем говорилось, что получен приказминистра внутренних дел произвести эксгумацию тела миссис Пенгелли.