– А потом?

– Потом раздался выстрел. Я вам уже говорила – прямо уменя над ухом. Швейцар бросился ко мне и толкнул меня себе за спину, но тутударил второй выстрел… Он… он упал, и я закричала. – Ее начало трясти.

– Держись, девочка, – проговорила Бесс негромко,низким голосом. – Спокойно.

Таким голосом она успокаивала своих лошадей, и он отличноподействовал на дочь. Эльвира моргнула, выпрямилась и затихла.

– Вот и молодец, – похвалила ее Бесс.

– А потом появились вы, – обратилась Эльвира кПапаше. – Вы засвистели в свой свисток и велели полицейскому отвести меняв отель. И как только я вошла, я увидела… увидела маму.

– Ну вот, теперь у нас концы с концами сходятся, –заключил Папаша и слегка поерзал на стуле своим грузным телом. – Перейдемк сути дела. Вы знаете человека по имени Ладислав Малиновский? – спросилон.

Тон его был ровным, обыденным, без какого-либо особогонажима. Он не смотрел на девушку, но, так как ушки у него были на макушке, онуловил, как она еле слышно ойкнула. Смотрел он не на дочь, а на мать.

– Нет, – ответила Эльвира, но пауза была слишкомдолгой. – Нет, не знаю.

– Так-так, – сказал Папаша. – А я подумал,что вы могли бы его знать. И еще подумал, что сегодня вечером он где-то здесь.

– Но зачем ему быть здесь сегодня?

– Дело в том, что машина его стоит поблизости, –пояснил Папаша. – Вот я и решил, что и он сам здесь.

– Я с ним незнакома, – повторила Эльвира.

– Выходит, я ошибся. Но вы-то, разумеется, с нимзнакомы? – повернулся Папаша к Бесс Седжвик.

– Естественно, – ответила Бесс. – Знаю егоуже много лет. – Она добавила с легкой усмешкой: – Он просто сумасшедший.Гоняет как ангел или, вернее, как дьявол и когда-нибудь сломает себе шею.Полтора года назад он сильно разбился.

– Да, помню, я читал об этом, – кивнулПапаша. – Он ведь больше не участвует в гонках?

– Пока нет. Возможно, и вообще не будет.

– Как вы думаете, мне уже можно идти спать? –спросила Эльвира жалобным голосом. – Я ужасно устала.

– Разумеется. Понятно, что вы устали, – сказалПапаша. – Вы рассказали нам все, что помните?

– О да.

– Я провожу тебя, – предложила Бесс.

Мать и дочь вышли вместе.

– Она его отлично знает, – заметил Папаша.

– Вы и впрямь так думаете? – спросил сержантУоделл.

– Не думаю, а точно знаю. Она пила с ним чай на днях впарке Баттерси.

– Как вы про это проведали?

– Мне сообщила одна старая леди, очень этимрасстроенная. Не находит его подходящим приятелем для столь юной девушки. Вэтом она не ошибается.

– Особенно если он и маменька… – Уоделл деликатноумолк. – Это общеизвестная сплетня.

– Да. То ли правда, то ли нет. Может, и так.

– Если так, то за которой же он действительно охотится?

Папаша проигнорировал вопрос:

– Мне нужно, чтобы его нашли. Очень нужно. Машина егоздесь – сразу за углом.

– Вы считаете, что он живет в этом отеле?

– Не думаю. Не вписывается. Если он при-ехал сюда, тодля встречи с девицей. Она-то уж точно явилась ради него.

Дверь отворилась, и вошла Бесс Седжвик.

– Я вернулась, потому что хочу с вамипоговорить, – сказала она и перевела взгляд с Папаши на двоих другихмужчин. – Не могли бы мы поговорить наедине? Я сообщила вам все, чтомогла, но я бы хотела сказать вам пару слов без свидетелей.

– Не вижу к тому препятствий, – ответил ей старшийинспектор Дэви. Он кивнул, и молодой детектив, захватив блокнот, удалился.Уоделл вышел вместе с ним.

– Итак? – произнес старший инспектор Дэви.

Леди Седжвик села напротив него.

– Эта дурацкая история с отравленными конфетами, –начала она. – Это полная чушь. Нелепая до предела. Ни на минуту не верю,что такое могло произойти.

– Не верите, вот как?

– А вы?

Папаша в сомнении покачал головой:

– Вы полагаете, что ваша дочь ее выдумала?

– Да. Но зачем?

– Ну если вы не знаете зачем, – развел рукамистарший инспектор Дэви, – откуда же мне знать? Она ведь ваша дочь. Исоответственно, вам это должно быть более понятно.

– Я совершенно не знаю свою дочь, – с горечьюпризналась Бесс Седжвик. – Я не виделась с ней и никак не общалась с тоговремени, как ей исполнилось два года, а я сбежала от ее отца.

– Ах да, я это знаю. Мне это кажется странным. Видители, леди Седжвик, суд обычно дает матери, даже если она виновата в разводе,опеку над ребенком, коль скоро она этого хочет. Вы, очевидно, не просили. Выэтого не хотели.

– Я тогда думала, что лучше не надо.

– Почему?

– Ну, считала, что это для нее небезопасно.

– С моральной точки зрения?

– Нет, не по моральным причинам. Теперь полновнебрачных связей. Дети должны знать об этом, им приходится с этим жить. Ножизнь, которую мне предстояло вести, не была безопасной. Ничего не поделаешь:ты таков, каким родился. Мне было предначертано от рождения жить опасно. Я не законопослушна,и для меня не существует условностей. Я подумала, что для Эльвиры будет лучше,что она будет счастливее, если получит традиционное английское воспитание.Будет защищена и присмотрена…

– Но без материнской любви?

– Я думала, что если она привяжется ко мне, то ейпридется страдать. Вы можете, конечно, мне не верить, но я чувствовала именнотак.

– Понятно. И вы все еще уверены в своей правоте?

– Нет, – сказала Бесс. – Не уверена. Сейчасмне кажется, что я, вероятно, сильно заблуждалась.

– Знает ли ваша дочь Ладислава Малиновского?

– Я уверена, что не знает. Она так и сказала. Вы самислышали.

– Да, я слышал.

– Ну так в чем же дело?

– Она чего-то боялась, когда сидела здесь, вы, надеюсь,это понимаете. Люди нашей профессии часто видят страх и легко его распознают.Она испугалась – почему? Были эти шоколадки или нет, но на нее действительнопокушались. И эта история с метро вполне может быть достоверной.