Она поднялась на ноги и увидела Пита, осторожноспускавшегося со ступенек крыльца.

– Вильма, ты что, упала? Как ты себя чувствуешь?

– Да, – завопила она что было сил. – Да, я упала! Япрекрасно себя чувствую! Включи же наконец свет, черт тебя подери!

– Ты ушиб…

– ВКЛЮЧИ СВЕТ, ТЕБЕ ГО-ВО-РЯТ! – прорычала она не своимголосом и вытерла руку о куртку. Теперь и куртка была выпачкана липкой грязью.Вильма впала в такую ярость, что перед глазами заплясали красные горошинки втакт стучащей в висках крови. Но больше всего она была зла на себя, за то чтоиспугалась. Хоть и на секунду.

Тяф-тяф-тяф!

Теперь уже заливался кабыздох на другом участке. Господьсвидетель, как она ненавидела собак, особенно тех, что лаяли.

Темная фигура Пита поднялась по ступенькам, дверь открылась,рука его просунулась внутрь и, наконец, двор до самого конца залил яркий потоксвета.

Вильма оглядела себя и увидела жирные мазки грязи по всемуфасаду своей новой осенней куртки. Она с силой провела рукой по лицу и поняла,что оно тоже покрыто слоем бурой грязи. Она чувствовала, как липкие холодныеручейки текут по спине.

– Грязь! – Вильма была настолько потрясена, что не вериласвоим глазам и ощущениям, не понимала что разговаривает вслух. Кто мог такоесделать?

Кто осмелился?

– Что ты сказала, дорогая? – переспросил Пит. Он шел ейнавстречу и теперь остановился в нескольких шагах. Лицо Вильмы строило такиегримасы, что Питеру Ержику это показалось чересчур опасным: как будто под кожейу нее завелся целый клубок ядовитых змей.

– Грязь! – визжала Вильма, протягивая руки к Питу. Жирныебурые брызги полетели с ее пальцев в его сторону. – Грязь, говорю! Грязь!

Пит смотрел через ее плечо и постепенно до него начиналдоходить смысл воплей. Нижняя челюсть у него отвалилась. Вильма обернулась и посмотрелапо направлению его взгляда. Поток света, вырвавшийся из кухни, осветил бельевыеверевки и с беспощадностью обнажил то; что нужно было скрыть.

Простыни, которые она утром вывесила чистыми, теперьспускались с прищепок грязным старым тряпьем; они были не просто облепленыгрязью, они ею были покрыты сплошь, они были в грязь закованы.

Вильма обвела взглядом огород и заметила ямы на тех местах,откуда грязь зачерпывали. В траве осталась протоптанная тропинка, по которойносился взад и вперед метатель грязи; носился, зачерпывал, носился, швырял.

– Проклятье! – снова завопила Вильма.

– Вильма… дорогая… вернись в дом и я… – у него просветлелвзгляд, как только в голову пришла счастливая мысль:

– Я согрею тебе чаю.

– К чертовой бабушке твой чай! – голос Вильмы взвился насамую вершину визга, и тут же захлебнулся лаем пес Хэйверхиллов: Тяф-тяф-тяф!Как она ненавидит собак. Господи, ты видишь, ты слышишь, как я их ненавижу?

Проклятые громкоголосые, исчадия ада!

Гнев переполнял Вильму, и, переполненная, она бросиласьназад к своим простыням, вцепилась в них и стала срывать. Пальцы натянулипервую веревку, вырвавшись, она зазвенела, словно гитарная струна. Простынисочными шлепками падали на землю. Со стиснутыми кулаками, сверкающим взором,словно ребенок в истерике, Вильма сделала один огромный лягушачий прыжок иоказалась на самой вершине простынной кучи. Куча влажно зашипела, осела ивыбросила вверх сноп грязных брызг, окатив ими нижнее белье Вильмы. Этооказалось последней каплей. Она открыла рот и уж тут вылила из него все, на чтобыла способна. Будь она трижды проклята, если не найдет того, кто это натворил!Даа, ООНАА НААЙДЕЕТ! Уж будьте покойны! А когда найдет…

– Что случилось, миссис Ержик? – послышался тревожный голосмиссис Хэйверхилл.

– Ах, так вас растактак. Наливаетесь там у себя чаями дакофеями!

Телевизоры свои вонючие все никак не насмотритесь! Тогдазакрывайте свои охальники, от одного вашего голоса блевать тянет! – оралаВильма.

Она сползла с грязной кучи. Волосы окончательно выбилисьиз-под платка, и Вильма со злостью откидывала пряди с раскрасневшегося лица.Эта ублюдочная собака все-таки доведет ее когда-нибудь, доведет…

На этом мысль оборвалась, как будто отключилась. Собаки.Проклятые кабыздохи!

Кто живет неподалеку от нее, сразу за углом, на Форд Стрит?Минутку, вкралась ошибка: не кто, а какая безмозглая дура живет сразу за угломсо своей облезлой вонючей псиной по имени Налетчик?

Как это кто? Нетти Кобб, конечно, вот кто. Собака лаяла всювесну, даже не лаяла, а визжала тем отвратительным щенячьим визгом, от которогомурашки по коже бегают, и в конце концов Вильма позвонила Нетти и сказала, чтоесли та не заставит своего пса замолчать, то ей, Вильме, придется позаботитьсяоб этом самой. Неделю спустя, после того как никакого положительного сдвига непроизошло (во всяком случае такого, который Вильма вынуждена была бы признать),она снова позвонила Нетти и во второй раз предупредила, что та обязана заткнутьсвоему сучьему ублюдку глотку, не то ей, Вильме, придется обратиться в полицию.И вот, той же ночью, когда проклятое собачье отродье снова раззявило свою пастьи затяфкало, Вильма сдержала обещание.

Приблизительно через неделю после этого Нетти объявилась вмагазине. В отличие от Вильмы она была из тех людей, которым свойственно долговорочать мозгами, прежде чем начать действовать. Она терпеливо стояла в очередик кассе, где сидела Вильма, хотя не взяла ни единого предмета, за который надобыло платить. Когда ее очередь подошла, она произнесла своим дребезжащимтоненьким голосочком:

– Прекратите издеваться надо мной и моим Налетчиком, Вильма.Это хороший, послушный маленький песик и советую вам оставить его в покое и недоставлять нам обоим неприятности.

Вильма, всегда готовая к бою, была нимало не смущена тем,что перебранка состоится на рабочем месте, более того, ей скорее это нравилось.

– Дама, вы даже не представляете себе, что такое настоящиенеприятности. Но если вы не заставите свою собачонку замолчать, обещаю вам этоподробно объяснить.

Нетти, бледная как мел, резко щелкнула замком своей сумочкии с такой силой вцепилась в нее, что вздулись вены на руках кистей до самыхлоктей.

– В таком случае и я вас предупреждаю.

– Ой, ой, испугала! Ну я прямо описалась от страха! –крикнула ей вслед Вильма (предстоящий бой всегда приводил ее в прекрасноерасположение духа), но Нетти не обернулась, только прибавила шагу.

После этого собака затихла, что несколько разочаровалоВильму, так как весна выдалась в целом скучная. Пит тоже не давал никакихповодов поцапаться, и посему Вильма пребывала в такой тоске, которую не в силахбыла рассеять даже пробивающаяся первая травка и листва. Расцветить и украситьее жизнь могла бы только настоящая схватка. И Вильма радовалась, предвкушаятаковую даже с таким не слишком достойным противником, как Нетти Кобб. Но послетого, как собака замолчала и повела себя благопристойно, Вильма сталазадумываться о том, чтобы выстрелить по другой цели.