НИКОМУ! Ты поняла? Дошло до твоих заплесневелых мозгов? Тыне узнаешь где, не узнаешь когда и никто не узнает как… но я до тебя доберусь.Поняла?

Нетти крепко прижимала трубку к уху. Лицо ее побледнело итолько ярко-красная полоса вспыхнула на лбу, отрезав переносицу от линии волос.Зубы стиснулись сами собой, а щеки раздувались и западали, словно мехи, когдаона вдыхала и выдыхала сквозь уголки рта.

– Оставьте меня в покое, не то пожалеете? – снова взвизгнулаона своим полуобморочным, насыщенным гелием голосом. Налетчик уже стоял рядом,навострив уши и сверкая тревожным взглядом. Он чувствовал, что в доме сгущаютсятучи. И даже разок угрожающе тяфкнул. Но Нетти его не слышала. Вы пожалеете? Язнакома… у меня знакомства, связи. Начальство! Я очень близко с ними знакома! Яэтого так не оставлю!

Тоном вкрадчивым, лишь с намеком на сдерживаемую ярость,Вильма произнесла:

– Та шутка, которую ты со мной сыграла, станет самой большойошибкой в твоей жизни. Но исправить ее ты уже не успеешь.

И щелчок.

– Вы не осмелитесь, – всхлипнула Нетти. По щекам ееструились слезы.

Слезы страха и глубочайшего, бездонного и беспомощногогнева. – Вы не осмелитесь, вы плохая женщина? Я… Я вас…

Послышался еще один щелчок и гудок освободившейся телефоннойлинии.

Нетти повесила трубку и сидела минуты три неподвижно, глядяв одну точку. А потом она разрыдалась. Налетчик растерянно тяфкнул и, привставна задние лапы, положил передние на край кресла, в котором сидела Нетти. Онаобняла песика и уткнулась мокрым от слез лицом в его шерстку. Налетчик лизнулее в шею.

– Я не позволю ей обидеть тебя, милый, – шептала Нетти. Онавдыхала уютное чистое собачье тепло и пыталась набраться от него сил. – Я непозволю этой плохой, этой ужасной женщине тебя обидеть… или меня… она пожалеет.

Наконец она выпрямилась, отыскала бумажный носовой платок,засунутый в щель между сиденьем кресла и одной из его ручек, и вытерла глаза.Она была напугана… но при этом ощущала, как негодование, уже давно зародившеесяв глубине души, становится все явственнее. Такое же чувство появилось передтем, как она достала из ящика под мойкой вилку и всадила ее в горло мужа.

Взяв со стола абажур из цветного стекла, Нетти нежно прижалаего к груди. «Если она только затеет что-нибудь дурное, то очень, оченьпожалеет об этом», – тихо сказала она.

И так, с Налетчиком у ног и абажуром на коленях, она сиделаеще очень долго.

5

Норрис Риджвик медленно ехал по Мейн Стрит в патрульноймашине, обозревая здания на левой стороне улицы. Он радовался тому, что скорозаканчивается смена. Какое прекрасное настроение было у него с утра, пока несхлестнулся с этим идиотом, стоял себе преспокойно в мужском туалете,прилаживал перед зеркалом фуражку и получал удовольствие от того, что видел.Все это он помнил, но как-то отстранение и нечетко, как бывает нечеткойвыцветшая старая фотография. С того самого момента как его перехватил этотбешеный Китон все пошло наперекосяк.

Обедал он в грильбаре Клак-Клак Тунайт, что на Маршруте 119.Обычно там кормили неплохо, но на этот раз почти сразу после обеда началасьсильная изжога, а потом еще понос прохватил. Около трех пополудни он наехал нагвоздь. Это случилось на Таун Роуд неподалеку от старого моста и пришлосьменять колесо. Для того, чтобы не скользили пальцы, когда надо было болтызакручивать, он, не задумавшись, вытер грязные руки о только что выстираннуюформенную блузу, оставив на ней черные жирные полосы. Пока он разглядывал сдосадой следы своей нерадивости кишки снова свело спазмом и пришлось бегомбежать в придорожные кусты. Надо было видеть, как он несся туда, чтоб ненарокомне наложить в штаны до того, как их спустит. Пробег этот Норрису выигратьудалось, но зато кусты, которые он выбрал для своей не слишком благороднойцели, ему вовсе не понравились – это оказался ядовитый колючий шмак, чтоявилось вполне естественным продолжением неудавшегося с самого начала дня.

Итак, Норрис медленно ехал мимо зданий, построившихся вдольцентральной улицы Касл Рок: Норвей Бэнк энд Траст, Вестерн Авто, закусочнаяНэн, пустырь, на котором раньше стоял Центр Изобилия попа Мерилла, Шейте Сами,Нужные Вещи, Скобяные Изделия Касл Рок…

Внезапно Норрис ударил по тормозам и остановился. Что-то егопоразило в витрине Нужных Вещей… или, может быть, показалось…

Он заглянул в зеркало заднего вида, но Мейн Стрит былапустынна.

Светофор на углу делового квартала резко погас, что-то в немщелкнуло задумчиво – что, мол, дальше? – и, наконец, центральный фонарьвспыхнул желтым мигающим светом. Значит, девять часов вечера.

Норрис дал задний ход и остановился у обочины. Посмотрев напереговорник, решил было сообщить, чтоб 10-22 закончил работу, но передумал.Ему захотелось хоть мельком взглянуть на витрину. Но прежде чем выйти, онпоступил по всем правилам: переговорник включил и окно приспустил.

Не может быть, чтобы там было именно то, что показалось,думал он, идя по тротуару и подтягивая на ходу брюки. Просто не может быть.Сегодняшний день предназначен для разочарования, а не счастливых открытий исвершений.

Там наверняка лежит чей-нибудь старый спиннинг Зебко.

А вот и нет. Рыболовный спиннинг, красовавшийся в витринемагазина Нужные Вещи, за компанию с сетью и парой высоких желтых резиновыхсапог был отнюдь не старый Зебко. Это был Базун. Такого Норрис не видел с техпор, как шестнадцать лет назад скончался его отец. Ему самому тогда былочетырнадцать, и Базун он ценил по двум причинам: за то, чем он был, и за то,для чего служил.

Чем был? Потрясающим, лучшим в мире спиннингом для рыбнойловли в ручьях и озерах.

Для чего служил? Для самого лучшего в миревремяпрепровождения. Самое лучшее время, какое Норрис Риджвик,четырнадцатилетний костлявый подросток, проводил со стариком. Бродили по лесу,пробираясь к какому-нибудь чистому ручейку на окраине города, катались в лодкепо Касл Лейк, а потом останавливались посередине и сидели часами, а туманклубами поднимался от поверхности воды, окуная весь мир и их самих в белуюдымную сказку. И мир этот становился иным, предназначенным только для настоящихмужчин. В другом мире, где-то далеко, мамы скоро начнут готовить завтраки, итот мир тоже был не дурен, но совсем не так хорош, как этот. Не было мира стольпрекрасного с того момента и до него.

После инфаркта, ставшего для отца смертельным, спиннингБазун исчез.

Норрис помнил, как искал его в гараже, но безрезультатно. Онобшарил весь подвал, заглянул даже в шкаф в спальне мамы и папы (хотя прекраснознал, что мама скорее позволила бы Генри Риджвику положить туда слона, чемрыболовные снасти), но спиннинга не было нигде. Норрис всегда подозревалаисчезновении сокровища дядю Фила. Он несколько раз набирался смелости, чтобыспросить в открытую, но в последний момент не решался.