– Сядьте, – велел Рафаэль.

– Я в порядке.

– Нет, это недопустимо. Здесь работают только самые сильные. Вы не должны даже делать мне кофе.

– Мне… все равно, допустимо ли это. – Я выпрямился, заметив его хмурый вид. – Послушайте, больше всего я боюсь не потери ноги и не смерти от пули разъяренных индейцев. Я боюсь, что однажды скажу: «Да, я должен сидеть, а он пусть делает все за меня».

Рафаэль протянул мне прищепки.

– За край одежды.

– Я знаю. Я делаю это дома.

– Разве вы не богаты?

– Нет. В доме, кроме меня, живет мой брат и кухарка, которая называет нас Ходячим Каином и Почти Авелем и думает, что я об этом не знаю. Брат перенес полиомиелит, – пояснил я.

Рафаэль кивнул и с улыбкой добавил:

– Вы ведь Авель, да?

– Умолкните.

Он пристегнул рукав моей рубашки прищепкой к веревке, и я рассмеялся – отчасти потому, что Рафаэль вовсе не выглядел как человек, умевший шутить. Было облегчением узнать, что я ошибался.

– Все это стоит того? Черенки цинхоны? – спросил Рафаэль через несколько минут. Должно быть, синяк на моем лице потемнел к тому времени. – Вы могли бы просто уехать.

– Не могу. Если я не выполню задание, мне придется гнить в пасторате в Труро. Здесь мне тоже грозит опасность?

– Я не знаю. С вами не должно было ничего произойти, даже если бы вы сидели на границе. Думаю, Маркхэм напугал всех.

– Что ж, мы услышим, если кто-то проникнет в церковь.

Рафаэль промолчал, но это было странное гулкое молчание, словно он хотел что-то сказать. Что бы ни приходило ему на ум, он отмахивался от своих мыслей. Внезапно я подумал, какое невероятное везение, что он нашел меня за двадцать минут, по прошествии которых я бы погиб от холода. У него не было никаких причин искать меня, если только он не подозревал, что что-то произойдет. Это объясняло его вежливость. Вина – хороший двигатель для доброты. Но я не был достаточно уверен, чтобы обвинять его в чем-то, или, возможно, мне просто хотелось верить в настоящую доброту.

День близился к концу, когда я заметил, что Рафаэль снова смотрит на меня. Я слонялся по кухне, стараясь не сидеть на месте и одновременно не отходить от печи, и обдумывал, как поступить: съесть ананас или выбраться в деревню и попробовать купить рыбу.

– Пойдемте, – неожиданно сказал он. – Сходим к резальщице.

– К кому?

– Вы сведете меня с ума. Возьмите сюртук. И морковь.

Не понимая, что происходит, я дал ему морковь, лежавшую у печи, и снял свой сюртук с поленницы. Мне пришлось стряхнуть с него иней.

– Зачем нам идти к резальщице? – поинтересовался я.

– Чтобы узнать, можно ли сделать что-то с этим, – ответил Рафаэль. Он метнул взгляд на мою ногу.

– Но как?

Казалось, он собирался объяснить, но его голос звучал надломленно. Он махнул рукой, показывая, что я должен довериться ему. Мы направились к мосту. Рафаэль шел медленно, чтобы я не отставал от него.

На втором утесе жило большинство людей. Он был самым большим, и вдоль петляющей тропы и опор шли крошечные торговые лавки. Они располагались в обычных домах, но с навесами над окном и перевернутыми корзинами на улице вместо стульев. Рафаэль постучал по ставням одной лавки. В окне показалась женщина. Увидев нас, она просияла.

– Должно быть, вы один из иностранцев, – радостно сказала она мне. Где-то в доме заблеяла коза. – Я видела вас вчера, но не стала подходить. Надеюсь, вы благодарны мне за это. Откуда вы? – Женщина говорила на хорошем испанском, и я расслабился, чувствуя, что понимаю ее.

– Из Англии. Меня зовут Меррик, рад знакомству.

– Другую руку. От этой вы много не получите. – У женщины была всего одна рука, левая, поэтому я пожал ее. Даже эта рука сформировалась не полностью. Пальцы были слишком короткими. – Меррик, – продолжила она. – Мы все знали чудесного мужчину по имени Джек, у которого был маленький сын Меррик. Вы случайно не он?

– Джек был моим отцом.

– Хорошо. Вы выглядите точь-в-точь как он, но я переживала, что все белые люди выглядят одинаково, поэтому решила промолчать. Добро пожаловать домой. Долго же вы добирались. Проходите и извинитесь за свое долгое отсутствие.

Я рассмеялся, и женщина обняла меня через окно.

– Простите, мэм.

– Инти, просто Инти. На самом деле меня назвали в честь вашего дедушки, – сказала она, но не стала объяснять. Я не успел спросить и уже привык к постоянному чувству растерянности и усталости. Мне не становилось лучше, хотя ноющая боль в ушах исчезла. Все истории о том, что к высоте привыкаешь за несколько дней, оказались чушью. – Я буду звать вас… Мерри-ча, идеально. О, молоко, спасибо, – добавила Инти, когда рядом с ней появился Рафаэль. Он вошел в дом, пока мы разговаривали. – Кофе?

– Да, спасибо, – сказал я, снова рассмеявшись. – Рад знакомству.

– Да, я так и думала.

Инти положила в мой кофе слишком много сахара, но у меня возникло чувство, что остальные пили кофе и вовсе без него.

Рафаэль подошел к нам, вытирая руки. Уже стемнело, и повсюду, в покосившихся лачугах и на крышах, висели лампы с пыльцой. Рафаэль делал маленькие и аккуратные лампы, но некоторые здесь были огромными. Внутри них, поднимая в воздух пыльцу, вращались стрелки часов – больших, настенных. Одни лампы излучали глубокое амбровое сияние, но в других кто-то изменил механизм, и стрелки вращались быстрее, делая сияние ярче. Лампы светили разными оттенками золота, были разных размеров и висели на разной высоте. Казалось, нас окружали звезды. Инти поставила перед нами две стеклянных чашки и миску с ломтиками ананаса. Я не знал, кто его нарезал.

– Вы уже познакомились с маркайюк? – спросила Инти, словно она говорила о местных землевладельцах, чье неофициальное разрешение нужно было получить, чтобы остаться здесь.

– Да, вчера. Они потрясающие. Я никогда не видел подобных статуй.

Инти рассмеялась.

– Они не статуи. Ни один человек не смог бы создать нечто подобное. Они люди, превратившиеся в камень. Разве отец ничего не рассказывал вам?

– Почему они это сделали? – поинтересовался я.

– Сделали что?

– Превратились в камень.

– Камень живет дольше, чем человек. Они сделали это, чтобы следить за особенным местом. Мы очень особенные. У нас шесть маркайюк.

– Раньше их было семь? Я… знаю, что мой отец увез одну.

– Да-да, семь, но святой Матвей был несчастен. Он хотел уехать с Джеком, побывать в новых местах, и все решили, что так будет лучше.

– Откуда вы знаете, что он был несчастен?