укрытие надежное. Предлагаю уклониться к югу и сделать крюк через Айодию.

– А что это нам даст? – заметил Скольд. – Если даже Конан-киммериец не смог обнаружить шпиона – то, значит, дело тут не обошлось без колдовства. Соглядатай Кивайдина последует за нами и в Вендию, и в Кхитай, и даже за край Великого Восточного океана, что тянется, говорят, до самого края нашей земли. Я думаю, что чем скорее мы окажемся на месте, тем лучше. – Несмотря на фигурку Ханумана, они не отваживались впрямую называть цель их похода. – Кроме того, почему бы не попробовать устроить засаду прямо здесь, на тракте?

– Предоставь это дело мне, – в упор глянул на него Конан. – Шпиона следует убрать, и, клянусь Кромом, я это сделаю! Но не на этой дороге, где каждому ослу ясно, где мы будем на следующий вечер, где нельзя свернуть в сторону! В Вендии мы заставим нашего преследователя держаться к нам поближе.

На это никто не смог ничего возразить.

От постоялого двора, больше смахивавшего на небольшую крепость, к закрывшему полнеба южному перевалу уходила неширокая тропа. Небо было черным-черно, звезды еще и не думали угасать, когда пятеро путников, ведя в поводу коней, осторожно выбрались за ворота. Выбрались – и словно растворились в ночи.

Утро застало их в величественной роще исполинских горных кипарисов. Узкая тропа серпантином поднималась по крутому склону; никто не смог бы подняться по ней незамеченным.

Они отвели коней в лесок, а сами устроились в засаде на краю рощи. Началось долгое, томительное ожидание.

Они просидели в засаде весь день. И лишь когда землю вновь объяли вечерние тени, внизу, подле самой подошвы горы, Конан заметил какое-то движение.

Приближался невысокий старый человечек, тяжело опирающийся на длинный белый посох. У Конана от удивления глаза полезли на лоб. Чтобы их преследовал сам Кивайдин?..

Всю четверку спутников киммерийца трясла крупная дрожь.

– Вся надежда на Ханумана… – еле-еле выдавил из себя Скарфен, кое-как пытаясь наложить стрелу на тетиву.

– Да, против Кивайдина обычное оружие бессильно, – вторил ему Фьюри.

– Ну, это мы еще посмотрим, – проворчал киммериец.

Старик приближался. Видно было, что подъем дается ему не слишком легко: он частенько останавливался и даже пару раз присел отдохнуть. Конан взял из неверных рук Скарфена лук со стрелами.

– Когда имеешь дело с магами, кодекс чести оставляй дома, – назидательно произнес он, вскидывая оружие и щуря левый глаз.

Долгие часы упражнений на стрельбище не прошли даром. Сделав небольшую поправку на ветер, Конан мягко отпустил тетиву; стрела мелькнула в воздухе, вонзившись точно в левую половину груди старика – там, где должно было быть сердце.

Фигура с посохом замерла, пошатнулась – и беззвучно повалилась на камни. Конан оглядел своих спутников торжествующим взором, однако на их лицах не было видно радости.

– Ловушка, – заявил Фьюри.

– Мираж, – согласился Скарфен.

– Ждет, когда мы подойдем, – подхватил Скольд.

– Подойти все равно надо, но давайте возьмем с собой Ханумана, – закончил Эйджес.

– Слушайте, оставайтесь здесь! – Конан выпрямился во весь рост. – Я стрелял сам. И это мое дело – выяснить, жив враг или уже нет.

Слуги чародея согласились с ним до неприличия поспешно.

Старик лежал на спине, задрав вверх седую растрепанную бороденку. Стрела вошла точно в сердце; серая дерюга задубела вокруг раны от засохшей крови. Остекленевшие глаза были широко открыты; одним словом, старик был мертв, как колода.

Конан деловито обшарил тело. Ничего, что может вызвать интерес. Сумка с немудреной дорожной едой – и больше ничего.

– Осторожно, Конан! – крикнул из-за кустов Скарфен, поднимая высоко в воздух статуэтку Ханумана. – Кивайдин хитер, он может только притворяться!

– Так хорошо притворяться может только труп, – проворчал киммериец.

Он оставил тело мертвого соглядатая лежать на камнях и зашагал обратно к роще. Из-за спины у него внезапно донесся тонкий издевательский смех; Конан молниеносно оглянулся, уже готовый к бою, с мечом в руках – однако труп старика по-прежнему лежал в той же позе; склон был пуст и гол. Ни души.

Не зная, что и думать, киммериец медленно вернулся к поджидавшим его спутникам. Смеха больше не было слышно; серая хламида убитого смутно виднелась на затянутом вечерними тенями склоне.

– Думаю, двигаться дальше уже не стоит, – киммериец указал на быстро темнеющий небосклон. – Утром пойдем дальше…

Однако выспаться этой ночью им было не суждено.

Глава 4

Киммериец едва успел задремать, как внезапный порыв ветра донес отдаленный рокот множества больших барабанов. Проклиная все ударные инструменты на свете и ослов, что вздумали устраивать подобный концерт в такое время, Конан и Скарфен осторожно выглянули из-под прикрытия спасительных зарослей.

С юга по широкой каменистой равнине к ним двигалось множество огненных точек.

– Народа сотни две… с факелами, – на глаз определил Конан. – Какого рожна им тут понадобилось?!

Скарфен мог лишь пожать плечами.

Огромные барабаны били все громче и громче. Мало-помалу к ним присоединились трубы, бубны и арфы. Над горами разносилась мрачная и торжественная мелодия, больше всего смахивавшая на похоронный марш.

– Вряд ли эти типы явились сюда с целым оркестром охотиться за нами, – заметил Конан.

– Тогда что они тут делают? – резонно возразил Скарфен.

Прежде чем киммериец успел ответить, укладывавший фигурку Ханумана Эйджес внезапно подскочил и завопил так, словно оказался на раскаленной сковородке.

– Ханума-а-ан!!! – Волосы у кхитайца встали дыбом, с искаженным лицом он тыкал пальцем в статуэтку – и было отчего. Вырезанный из светящегося изумруда божок неожиданно приоткрыл красноватые глаза…

Нельзя сказать, чтобы Конан особенно удивился этому – ему уже случалось видеть, как оживают зачарованные статуи, поэтому он скорее напрягся, готовясь к отпору, потому что подобные вещи, как правило, предвещали большую резню и другие неприятности.

И тут возвышенно-строгий строй погребальной мелодии внезапно сломался. «Он здесь! Он здесь!» – донеслись многочисленные возгласы.

Факельщики из процессии умело, ловко и быстро развернулись в цепь, словно загонщики на облаве. Алые точки огней медленно двинулись вверх по склону, как будто люди пытались изловить кого-то.

– Хотел бы я знать, кого это они тут ловят, – сквозь зубы процедил киммериец.

В эти минуты он совсем забыл про ожившую статую Ханумана. Важнее казалось понять, куда отправятся эти факельщики, сколько их здесь точно и вообще зачем они потащились на ночь глядя в эти негостеприимные предгорья.

Четверо же спутников Конана, не отрываясь, как завороженные глазели на изумрудную фигурку. Глазки Ханумана горели двумя раскаленными бусинами, обезьянья голова медленно начала поворачиваться…

Длинная цепь тем временем поднималась все выше и выше по склону холма. Не умолкая, грохотали барабаны – теперь их ритм вновь