Я оглядела аккуратный домик, окна которого оказались забранырешетками, тяжелую железную дверь без ручки, с одним отверстием для ключа… Таквыглядят либо тюрьмы, либо сумасшедшие дома. Окончательная ясность возникла,когда увидела у Артема в левой руке аккуратный железный ключик, похожий на те,которыми проводник открывает купе. Все сразу встало на свои места.Психиатрическая лечебница, скорей всего частная, дорогая и тайная. Что ж, вот иповод поболтать с доктором.

– Меня прислала Таня Иванова, жена депутата Харитонова.

Артем уставился своими «леденцами» в мои глаза.

– Что-то никак в толк не возьму. Вы Таня или вас прислалаТаня?

Я радостно рассмеялась:

– Мы обе Тани Ивановы, полные тезки. Только я – бывшая женаредактора «Желтухи» Никиты Вадимовича Павлова, а Таня – жена, вернее, теперьуже вдова Олега Андреевича Харитонова. Собственно говоря, я с ней близконезнакома. Таня училась вместе с моим бывшим супругом в инязе, но все никак неполучалось встретится… А когда с моей сестрой случилась беда, я обратилась кКиту, а тот перезвонил Ивановой. Вот так по цепочке до вас и добралась. Понятнообъясняю?

Артем вздохнул:

– Теперь начинаю понимать. Хотите поместить сюдародственницу?

– И менно, – закивала я головой, – родную сестру.

– Пойдемте, – приказал врач.

Он молча и как-то сердито ждал, пока я вылезу из-за руля.

В просторной комнате, обставленной элегантной офисноймебелью, психиатр сел за письменный стол. Мне было предложено глубокое кресло.

– Что вы знаете о нашем заведении? – поинтересовался Артем,закуривая длинную, толщиной в мою ногу сигару.

– Ну, – напряглась я, – как рассказывали, место хорошее, нодорогое и только для своих…

– Правильно, – сообщил Артем, – мы принимаем пациентов порекомендации, и пребывание вашей сестры влетит в копеечку.

– Сколько? – решительно спросила я.

– Ну, смотря что понадобится с ней делать, – усмехнулсяФедотов, – кстати, отчего решили поместить ее в клинику, шизофрения?

– Нет, – покачала я головой, – хуже.

– И что же?

– Сестра старше меня на пятнадцать лет, в прошлом году вышлана пенсию. До этого преподавала математику, ясный, четкий, логичный ум… Ностоило бросить работу, начались странности. Сначала легкая забывчивость. Уйдетиз дома, ключи забудет, может чайник без воды на газ поставить. Мы ещепосмеивались – склероз подкрался незаметно. Но, как оказалось, смеялись зря.Дальше положение стало резко ухудшаться. Пару раз ее приводили соседи с улицы –не могла найти родной дом, потом забыла, как меня зовут, а там и вообщеперестала узнавать, на свое имя не откликается…

– Болезнь Альцгеймера, – пробормотал Артем, – тяжелоеиспытание для близких, коварный, неизлечимый недуг…

– Мы живем вдвоем, – продолжала я врать, – у меня большаяфирма, целый день на работе, кручусь как белка в колесе. Наняла сначаласиделку, но, честно говоря, жить с сестрой больше не могу. То посреди ночипроснется и кричит, то вдруг выть начнет, а пару дней назад как-то обхитриламедсестру, вышла во двор и исчезла. Я чуть с ума не сошла. Хорошо, что соседиее знают, привели назад… Боюсь, когда-нибудь под машину попадет, а у васохрана, решетки… Ну не поверите, как измучилась!

– Отчего же, – неожиданно улыбнулся Артем, – очень дажеповерю.

– Бога ради, – молитвенно сложила я руки, – возьмите ее.Анна тихая, практически никогда не буянит, ну разве что по ночам иногдапокрикивает, а так сидит весь день на одном месте…

Артем глянул на часы:

– Вот что, пойдемте, покажу комнату и наши помещения, еслисочтете подходящими, поговорим о финансовой стороне вопроса.

Он, очевидно, поверил мне, потому что стал крайнеприветливым, даже ласковым.

В просторный коридор с укрытыми ковролином полами выходилонесколько плотно закрытых дверей. Стояла пронзительная тишина, казалось, в доменет никого, кроме нас. По большой лестнице мы поднялись на третий этаж.

Артем распахнул одну из дверей:

– Здесь помещение для занятий. Вообще мы приветствуем, когдапациенты в фазе ремиссии занимаются творчеством – рисуют, лепят, вышивают.

Я оглядела просторный зал и вздохнула:

– Ну навряд ли Анна сюда придет.

– Дальше библиотека, – перечислял Артем, – столовая,кинозал… Как только пациент начинает хоть чуть-чуть адекватно восприниматьдействительность, мы сразу стараемся вывести его «в люди», по нашимнаблюдениям, хорошо помогает.

– Сколько у вас больных? – спросила я, пока мы спускались навторой этаж.

– Сейчас пятнадцать, – спокойно ответил Артем.

– Женщин?

– Не только, – не удивился врач, – мужчины тоже есть.

В холле второго этажа на просторном диване вольготнораскинулись три кота.

– У вас животные в больнице? – изумилась я.

– Ну, у нас все-таки не совсем обычная клиника, а Матильда,Щучка и Ронни очень хорошо влияют на пациентов. Многие сразу успокаиваются,поглаживая кошку. Нам сюда.

Он толкнул дверь. Перед глазами предстала большая, светлаякомната, обставленная красивой мебелью. Просторная кровать, покрытая пушистымпледом, тумбочка с настольной лампой, несколько кресел, диван, овальный столпод кружевной скатертью, темно-бордовый шерстяной ковер.

– А где же шкаф? Вещи в чемодане держат?

Артем вздохнул: – Носильные вещи хранятся в специальномпомещении. Утром медсестра одевает больных сама. В номере пациенты держаттолько халат, ночную рубашку или пижаму. Вот здесь, в ванной.

Он приоткрыл почти незаметную дверцу, и я увидела душевуюкабину, туалет и биде.

– А как же вы за ними следите? Ни одной медсестры неувидела!

– Ну, во-первых, у каждого больного своя личная дневнаясиделка, она не отходит от него ни на шаг – гуляет, одевает, кормит… Ночью завсеми следит дежурный.

– Как?

Артем поманил меня:

– Пойдемте на первый этаж.

Возле кабинета, где он принимал меня, обнаружилосьпросторное помещение и пульт. В большом круглом кресле сидела женщина летсорока.