В ту же секунду я почувствовала, как по спине пробежаладрожь. На жилистой шее болталось колье – имя «Валентина», выполненное изсапфиров…

– Вас зовут Валя, – вырвалось у меня неожиданно.

Костина напряглась:

– Не помню, не помню…

Она схватилась пальцами за виски.

– Голова болит, только что ударили по голове…

Артем решительно подтолкнул меня к двери:

– Пошли отсюда.

В кабинете он сказал:

– С чего в голову пришло, будто Елену Никаноровну зовутВалей?

Мысленно ругая себя на все корки за несдержанность, япробормотала:

– Можете представить женщину, которая носит на грудиожерелье баснословной стоимости с чужим именем?

Артем вздохнул и вновь закурил вонючую сигару.

– Елена Никаноровна служила актрисой в театре «Луна наподмостках». Никогда не была особо популярна, главных ролей не исполняла, нотакие, как она, тоже нужны в коллективе… Потом случился инсульт, а какследствие – то, что вы сейчас наблюдали. Ее поместила ко мне мать. Единственно,что осталось от прежней личности, – любовь к украшениям. Естественно, все они –бижутерия. Она их прячет в комнате, теряет, мы покупаем новые… Колье стоило,по-моему, рублей двадцать, от силы пятьдесят. Будет время, поглядите в киоске«Союзпечать», там таких множество… Просто, наверное, сотрудница, покупавшая«ожерелье», не нашла с именем «Лена», вот и посчитала, что Костиной все равно,читать-то она не может…

– Но она так убедительно говорила про мучения, – залепеталая, – вы ведь не бьете больных?

Федотов терпеливо ответил:

– Естественно, нет. Елена Никаноровна глубоко больнойчеловек, просто не понимает, что говорит.

– Ну ладно, – покачала я головой, – подумаю до среды и еслирешу доверить Анну, то свяжусь с вами, подскажите телефончик.

– Рисковали, приезжая сюда без предварительнойдоговоренности со мной, – сказал Артем, протягивая визитную карточку.

– Таня сказала, будто вы всегда на месте…

– Откуда ей знать? – искренне удивился психиатр. – ТатьянаМихайловна тут никогда не бывает!

Я хитро прищурилась и кокетливо погрозила пальцем:

– Не забывайте, что мой бывший муж главный редактор журнала«Желтуха»!

– Не понимаю! – изумился Федотов. – Это тут при чем?

– А при том, – корчила я из себя бесцеремонную идиотку, –Никита рассказывал про ваши особые взаимоотношения. Да теперь и скрывать ненадо, Танюша вдовой стала.

Федотов спокойно смотрел на меня. Профессия психиатрапредполагает умение владеть собой, а положение владельца частной клиникиобязывает к крайней вежливости с родственниками больных.

– Боюсь, господин редактор ошибся, – произнес он наконец, –нас с госпожой Ивановой связывают только деловые взаимоотношения. Вы знаете оболезни ее дочери?

– Ну, по-моему, серьезного заболевания как раз нет, –ответила я, – только внешне девочка отличается от других детей, но с головой унее все в порядке.

– Я того же мнения, – подтвердил Федотов, – но матьпостоянно тревожится и по каждому поводу советуется со мной. Сейчас у подростканачался пубертатный период, возникли проблемы с поведением дома. Обычная вещьдля подобного возраста, но Татьяна Михайловна крайне остро воспринимает любоеотклонение, так сказать, от середины. И мы довольно часто обсуждаем данныепроблемы. Мои консультации платные, и, если родственникам удобно приезжать вбольницу Раевского, бога ради. Думаю, кто-то из сотрудников клиники и запустилгнусную сплетню. Я не особенно боюсь слухов, у Татьяны Михайловны другоеположение. Что же касается «Желтухи», мне не хотелось бы при вас озвучивать моемнение об этом издании.

И он, давая понять, что разговор окончен, резко встал.

Утром мы все собрались в холле. Таня, одетая в глухое черноеплатье, аккуратно пристроила на голове элегантную шляпку с полупрозрачнойвуалью и спросила:

– Все готовы?

Я оглянулась:

– Вари нет.

– И Маши, – добавила Ольга.

– Они в школе, – преспокойно заявила вдова, – детям незачемучаствовать в этой церемонии.

Мы промолчали.

Прощание проходило в морге Центральной клинической больницы.Возле закрытого гроба стояли несколько человек. Таня села посередине. Мыпристроились по бокам. Толпа народа с цветами, десятка два журналистов скамерами… Потом церемония передвинулась в Донской крематорий.

– Я думала, будут хоронить в землю, – шепнула Зайка.

Но Таня услышала и пояснила:

– Он хотел после смерти превратиться в пепел, говорил:«Какой прекрасный обычай существует в Индии – развевать прах над рекой Ганг».Но у нас такое невозможно. К тому же на Донском их семейное место – отец, мать,брат.

Поминки устроили в ресторане «Прага». С каждой минутойпохороны Олега Андреевича делались похожими на фарс. Ну кто додумался до того,чтобы поминать покойного в кабаке? Огромный дом Харитоновых запросто могвместить не один десяток человек.

Таня сидела во главе стола, уставленного деликатесами. Еетарелка оставалась почти пустой на протяжении всего вечера. Сначала выпили поодной, не чокаясь, потом опрокинули еще и еще… В соседнем зале гуляла свадьба,оттуда доносились звуки музыки, взрывы смеха и бодрые крики «Горько!». Спустянекоторое время кое-кто в нашем зале начал отбивать ногой такт, потом народразошелся совсем. Бутылки все появлялись и появлялись, беспрестанно подносилиновые блюда…

Мне стало совсем не по себе, такое ощущение, будтопроглотила крысу. Официанты начали разносить пирожные. Внезапно Танянаклонилась и тихо прошептала:

– Олег хотел, чтобы на поминках было весело. Он не переносилтеатральных, напыщенных речей и официальных проводов. Веселый, радостный… Кактеперь без него!

Внезапно она замолчала, в глазах начали закипать слезы, ноогромным усилием воли вдова сдержалась и не заплакала.

Я глянула на нее с глубоким уважением – всегда восхищаласьлюдьми, умеющими в любой ситуации «сохранить лицо».

Из «Праги» мы прибыли около часа ночи.